Мальчик по имени Коба

Диакон начал как положено:”Миром Господу помолимся”.
И хор грянул:”Господи помилуй”. На каждое прошение:”О Свышнем мире и спасении душ наших,Господу помолимся.О мире всего мира,благостоянии Святых Божиих Церквей и сое-динении всех, Господу помолимся”….
Присутствующий здесь же как и все преподаватели училища инспектор Бутырский внутри себя очень благосклонно отно-сился к хору училища и считал его своей заслугой и гордостью.
Для себя, своей собственной задачей он считал неукосни-тельное внимание к душам учеников, которые должны были находиться в смирении и уважении, и благоговении перед на-чальством и учащим преподавательским составом.
И только хор успел произнести: ”…..помолимся о Богохрани-мой стране нашей, властех и воинстве ея…” как вместо:”Господу помолимся”, он услышал невероятное. Почти одновременно музыкальный и тонкий слух инспектора уловил кошачье мяу-канье, которое издавали никак не иначе, но учащиееся Елиса-бедашвили и Капанадзе. Он мог при причастии подтвердить это. Поскольку твердо различал голоса своих учеников хора. Дальше шло все снова по порядку:” О плавующих,путешествующих, недугующих, страждущих, Господу помолимся”.
Грозный взгляд Бутырского рыскал по лицам участников хора. Но все было в порядке. Выражение лиц учеников как будто бы не изменилось. Хотя чувствовалась какая-то расте-рянность. Но хор стройно продолжал исполнение великой ектинии.
“ О избавитися нам от всякие скорби,гнева и нужды……” Пов-торение кошачьего хора явно в исполнении все тех же Елисабедашвили и Копанадзе! “….Господу помолимся”. Между ними стоит ученик Джугашвили. Активно поттягивает.Но почему он, инспектор, не слышит его звокого голоса?
Вот уже и первый антифон 1-й кафисмы исполнили.
“Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Аллилуиа, аллилуиа, алиллуиа.
Опять кошачий хор в исполнении тех Елисабедашвили и Копанадзе!!
“И ныне и присно и во веки веков аминь.” А дальше мно-гократное “Аллилуиа!” потрясло стены храма с бешеным испол-нением кошачьих голосов.
Лица учеников Елисабедашвили и Копанадзе были белее стены. И слезы показались у них на глазах.
Неслыханное дело. Богослужение было прервано. Елисабеда-вили и Копанадзе были изъяты из состава хора и приглашены в кабинет инспектора Бутырского.
Растерянный диакон не знал,что и думать.Учащиеся разби-лись на группы и комментировали случившееся каждый по своему. Сосо стоял одиноко,переводя взгляд то на одну,то на другую группу учеников. Иногда его взгляд задумчиво скользил по стенам храма.
Гоги и “второй Сосо” были вместе и переговаривались между собой. Но их останавливало поведение Сосо. Они хотели подойти к нему. Но что-то останавливало их. Это была какя-то стена, которая, вдруг, мгновенно возникла между ними и самим Сосо. Они не видили этой стены. Но она отчетливо чувствовалась. К Сосо подходить было нельзя. А Гоги и “второй Сосо” вдруг испугались. Они почувствовали,что совершили что-то такое,что и делать-то было вовсе нельзя. Совершили что-то из ряда вон выходящее. И это тоже останавивало их. И они как молодые жеребята двулетки топтались на одном месте. Но к Сосо не подходили.
Остальные ученики, поняв, что свершилось что-то из ряда вон выходящее в силу уже не детской сообразительности уже давно усвоили,что в таком деле, поскольку к ним это и не относится, лучшее состояние души: ”ничего не знаю, ничего не слышу, ничего никому не скажу…”.И они были правы. Через некоторое время в храм вошел все тот же Бутырский и длинным полусогнутым пальцем поманил за собой в кабинет Сосо Джугашвили. Участники хора как завороженные мартышки при-тихли, смолкли, остановились даже в тех позах,в которых они стояли.
В кабинете Бутырского проходило престранное объяснение.
Бутырский: