В эту новую жизнь брат не вписывался. И не пытался. В нём вдруг что-то сломалось. Он будто выгорал изнутри. И мы не сразу поняли, насколько это серьёзно. Казалось, надо собраться, ведь сколько раз в жизни был бит и снова вставал на ноги. Но – теперь не получалось. Либо сил не было. Либо смысла.
Закрыть дверь перед всеми ему было легко. С конца восьмидесятых, когда после развода Союз всё-таки дал ему небольшую квартиру на Васильевском, он жил один.
С годами дружить с ним становилось всё труднее. Как никого, он научился обижать именно близких друзей. Дома мы старались не обращать внимания на его резкость и плохое настроение. Но характер его портился, загоняя в одиночество и нищету.
Мы с сестрой не раз предлагали ему вести циклы передач о литературе или городе, читать лекции, писать сценарии, статьи в журналы – любая работа со словом была ему доступна. Этим спасались многие. Но он отвечал коротко: у меня нет времени, я работаю. И это была правда.
В начале двухтысячных вдруг начал выходить «Вариант». Тонкими разноцветными книжками, более чем скромным тиражом в двести штук. И в каждой – на первой странице снова короткой строчкой благодарность тому, кто дал на издание денег, а в этой роли перебывали все мы, наши и оставшиеся у него друзья. Это было безумием: сложнейший текст, по сути продолжение большой сноски из его романа – уходил к читателю просто за копейки. Редкие мизерные выплаты книжных магазинов были оскорбительной насмешкой за такой труд. Пачки «Варианта» просто оседали в углу на кухне.
Смотреть на это было больно. Но уговоры собрать «Вариант» в одну книжку, найти спонсора или поговорить с издательством заходили в тупик. Он не верил банкам, спонсорам, а заодно и издателям.
За десять лет вышло полтора десятка книжек «Варианта». Также вышли новые стихи, пьеса «Станислава», поэма «Удары жезла в дверь»,
Но каким бы ни был способ издания этих книжек, в них было главное: именно в них был прежний он – умный и парадоксальный. Это было его замечательное перо. Это по-прежнему была проза высокой пробы. Только текст с годами стал серьёзнее и сложнее. Будто он хотел успеть сказать важное.
Увы и увы – широкий читатель этих книжек не заметил и не прочёл. Но ему, похоже, это было не важно. Вот вам моя работа – дальше решайте сами.
Наши шумные компании, непременные общие встречи Нового года и дней рождения, мамины обеды, обсуждение успехов племянников Вари и Никиты (как жаль, что они не успели узнать его уже взрослыми) – всё постепенно сходило на нет. Юля билась за него до последнего. Даже я, не выдержав несправедливых упрёков, уходила в обиды, но она всегда поддерживала его чем могла.
Последние годы он был труден для общения и даже коротких телефонных разговоров. Всё чаще говорил: я не приеду. Здоровье тоже становилось ни к чёрту. Мучили серьёзные головные боли. Помочь ему было почти невозможно – к врачам он не шёл. Был к ним придирчив, чем изматывал и себя, и их…
Он ушел в начале осени 2017 года. Внезапно и несправедливо. Шестьдесят шесть – не возраст.
Так получилось, что несколько искренних некрологов стали единственным широким упоминанием его имени за много лет.
На похоронах на Серафимовском кладбище Адмиралтейский оркестр провожал его «Славянкой», которую он очень любил…
…Сегодня, когда эта
Зачем-то всё сломалось в этой стране и в его жизни, когда он был на самом взлёте. Но теперь пришло время достать из небытия его прозу, стихи, статьи. Ведь не перевёлся в России читатель, который любит умные, отлично написанные книги?..
P. S. Даже через десять лет после выхода «Мальчика» было немало тех, кто хотел знать, будет ли следующая часть романа. Мы не знали. Спрашивать брата было только раздражать. И вдруг в 2011 году он начал её печатать. Снова тонкими книжечками в лист. «Мальчик. Часть вторая. Фонтанка». Сначала перед мамой легла первая книжка, затем вторая.
Мы выдохнули: значит, он был дописан. Но после его смерти в его бумагах мы не нашли ничего.