Еще бы, ведь в этой истории таился огромный потенциал. В ней было все необходимое: рождественское чудо, фотогеничная слепая девочка, музыка, искусство, даже наука, доступная пониманию каждого человека с улицы, любезный доктор Пикок и, наконец, масса противоречивых заявлений из мира искусства. Все это заставляло журналистов то заинтересовываться данной темой, то отходить от нее на некоторое время; по крайней мере три года спекуляции вокруг Эмили до конца не затихали. Вскоре подключилось телевидение, а потом даже появился сингл — причем этот хит вошел в десятку лучших! — в исполнении какой-то рок-группы, название которой я забыла. Зато помню, что эту песню использовали потом в голливудском фильме, созданном по книге с аналогичным названием, где роль доктора Пикока исполнил Роберт Редфорд, а слепую девочку, видящую музыку, сыграла маленькая Натали Портман.
Сначала Эмили воспринимала это как само собой разумеющееся. В конце концов, такой малышке просто не с чем было сравнивать. Но она действительно была очень счастлива — целыми днями она слушала музыку, училась тому, что любила больше всего, и взрослые были ею довольны.
В течение последующих двенадцати месяцев Эмили посетила множество различных концертов, видела «Волшебную флейту» и «Лебединое озеро», слушала «Мессию». Несколько раз она ходила с отцом в его школу, чтобы на ощупь познакомиться с различными инструментами.
Теперь она знала их — флейты с изящными вытянутыми телами и прихотливым звучанием, пузатые виолончели и огромные контрабасы, французские рожки и тубы, похожие на огромные кувшины из школьной столовой, наполненные звуками, скрипки с тонкой талией, колокольчики, звенящие, как сосульки, толстые барабаны и плоские тамтамы, плещущие звуками цимбалы и грохочущие тарелки, треугольники и тимпаны, трубы и тамбурины.
Иногда отец играл ей. Он становился совсем другим, если рядом не было Кэтрин, — он шутил и рассказывал смешные истории, бывал очень веселым и танцевал под музыку вместе с Эмили, так что у нее от смеха кружилась голова. Отец признался, что когда-то хотел стать профессиональным музыкантом и играть на кларнете, а не на фортепиано; кларнет вообще был его любимым инструментом. Однако кларнетисты, получившие классическое образование, были не очень-то востребованы, и небольшие амбиции отца так и угасли, подавленные и никем не замеченные.
А вот ее мать Кэтрин преображалась по иным причинам. Но Эмили понадобилось несколько месяцев, чтобы это обнаружить, и гораздо больше времени — чтобы это понять. Тут мои воспоминания утрачивают всякую связь друг с другом; реальность сплетается с легендами, так что я даже себе не могу доверять, как бы ни хотелось быть точной и правдивой. Только факты говорят сами за себя, но даже и они столько раз подвергались обсуждению и бесконечным сомнениям, столько раз неверно излагались и неверно прочитывались, что лишь какие-то жалкие остатки воспоминаний могут подсказать мне, как все было на самом деле.
Итак, факты. Ты, Голубоглазый, наверное, знаешь эту историю. На том концерте в четвертом ряду с самого краю сидел некто по имени Грэм Пикок. Шестидесяти семи лет от роду, местная знаменитость, известный гурман, человек довольно приятный, но несколько эксцентричный, щедрый покровитель искусств. Так вот, в тот декабрьский вечер, слушая исполнение рождественских гимнов в капелле Сент-Освальдс, доктор Пикок вдруг оказался участником событий, которые переменили всю его жизнь.
У маленькой девочки — дочки одного из приятелей доктора — случилось что-то вроде приступа паники. Мать пыталась вытащить малышку из зала, а та яростно сопротивлялась и хотела остаться; во время этой схватки доктор случайно услышал, как девочка произнесла фразу, прозвучавшую для него как прозрение: «Дайте мне послушать цвета».
В то время сама Эмили вряд ли понимала значение этих слов. А вот ее мать, заметив, с каким острым интересом отреагировал доктор Пикок, пришла в состояние, близкое к эйфории. Дома Фезер откупорила бутылку шампанского, и Эмили почувствовала, что даже ее дорогой папочка доволен. Хотя это, возможно, как раз было связано с той разительной, поистине невероятной переменой, происшедшей с Кэтрин. Тем не менее намерений жены мистер Уайт не одобрил, и позже, когда все, собственно, и началось, остался единственным несогласным.
Конечно же, никто его и слушать не стал. Теперь маленькую Эмили чуть ли не ежедневно приглашали в Дом с камином, где доктор с помощью всевозможных тестов пытался подтвердить ее особое дарование.