Мальчик в полосатой пижаме

– Думаю, она сама все поймет. – Покончив с картошкой, Павел вывалил на стол морковь и сел напротив Бруно. Морковные очистки падали на старую газету.

– Да, наверное. Возможно, она захочет отвести меня к врачу.

– Вряд ли, – негромко сказал Павел.

– Наперед никогда не знаешь. – Бруно не желал, чтобы катастрофа была забыта слишком быстро. В конце концов, ничего более захватывающего в его жизни не произошло, с тех пор как он сюда приехал. – Рана может быть опаснее, чем кажется на первый взгляд.

– Она не опасна. – Павел слушал Бруно вполуха, словно морковь полностью завладела его вниманием.

– Откуда вы знаете? – Бруно начинал сердиться, несмотря на то что был обязан Павлу своим спасением: кто поднял его с земли, принес на кухню и унял кровь? – Вы же не врач.

Павел вдруг перестал чистить морковь и глянул через стол на Бруно. Голову он не поднял, только глаза. Похоже, он колебался, не зная, что же ответить на подобное обвинение. Вздохнув, он опять надолго задумался, а потом сказал:

– Я врач.

Бруно в изумлении уставился на него. Что-то тут не складывалось.

– Но вы прислуживаете за столом, – медленно произнес он. – И чистите овощи. Как вы можете быть врачом?

– Молодой человек, – сказал Павел (и Бруно оценил его деликатность: он назвал его «молодым человеком», а не «большим человеком», как лейтенант Котлер), – я действительно врач. Если кто-то по ночам смотрит на небо, это еще не значит, что мы имеем дело с астрономом.

Бруно не понял, к чему тут астрономия, но что-то в голосе Павла заставило мальчика впервые пристально взглянуть на своего собеседника. Павел был невысок ростом и очень худ, острые нос и скулы и тощие длинные пальцы. На вид он был старше папы, но моложе дедушки – значит, старик, подумал Бруно, и хотя он познакомился с Павлом только здесь, в Аж-Выси, Бруно мог бы поспорить, что раньше этот человек носил бороду.

А теперь почему-то сбрил.

– Но я не понимаю. – Бруно, как всегда, хотелось докопаться до сути. – Если вы врач, зачем вам прислуживать за столом? Почему вы не работаете где-нибудь в больнице?

Павел опять долго молчал, Бруно терпеливо ждал. Странно, но он чувствовал, что нельзя торопить старика, хотя бы из вежливости.

– У меня была врачебная практика до того, как приехал сюда, – наконец высказался Павел.

– Практика? – Бруно это слово было незнакомо. – И у вас плохо получалось?

– Очень хорошо, – улыбнулся старик. – Видишь ли, я всегда хотел быть врачом. С самого детства. Когда я был в твоем возрасте, ни о чем другом я уже не помышлял.

– А я хочу быть путешественником-исследователем, – поспешил сообщить Бруно.

– Что ж, удачи тебе.

– Спасибо.

– Ты уже совершил какое-нибудь открытие?

– В нашем доме в Берлине я провел много экспедиций. Но там у нас большой дом, больше, чем вы можете вообразить, поэтому там было что исследовать. Здесь не так.

– Здесь все не так, – согласился Павел.

– Когда вы приехали в Аж-Высь? – спросил Бруно.

Павел отложил морковку, нож и посмотрел куда-то в сторону.

– Мне кажется, я всегда был здесь, – прошептал он.

– Вы здесь родились?

– Нет, – Павел затряс головой, – нет.

– Но вы же сказали…

Он не успел закончить – снаружи раздался голос мамы. Стоило Павлу услыхать ее, как он проворно вскочил и вернулся к раковине, прихватив с собой морковь, нож и газету, полную очисток. К Бруно он повернулся спиной, сгорбился и рта больше не открывал.

– Господи, что с тобой? – воскликнула мама, появляясь в кухне. Наклонившись, она разглядывала повязку.

– Я построил качели и упал с них, – объяснил Бруно. – А потом они еще ударили меня по голове, и я чуть сознание не потерял, но Павел спас меня, принес сюда, промыл рану и наложил повязку. Очень щипало, но я не плакал. Я ведь ни разу не заплакал, правда, Павел?

Павел повернулся к ним вполоборота, но спины не разогнул.

– Рана промыта, – тихо сказал он, не отвечая на вопрос Бруно. – Беспокоиться не о чем.

– Ступай к себе, Бруно. – Мама явно чувствовала себя неловко.

– Но я…

– Не спорь со мной… Иди в свою комнату! – приказала она.

Бруно слез со стула и оперся на ногу, которую он отныне решил называть «моей деревяшкой»; нога немного побаливала. Пересекая прихожую, Бруно услышал, как мама поблагодарила старика, и обрадовался: ведь ясно же, что если бы Павел вовремя не подоспел, он, Бруно, истек бы кровью и умер.

Но затем он услыхал кое-что еще – фразу, которой мама закончила разговор с кухонным слугой, провозгласившим себя врачом.

– Если комендант спросит, скажем, что рану обработала я.

Бруно подумал, что это ужасно некрасиво с маминой стороны – приписывать себе чужие заслуги.

Глава восьмая Почему бабушка хлопнула дверью

Из всех, кого Бруно оставил в Берлине, он больше всего скучал по бабушке и дедушке. Они жили вместе в маленькой квартире около овощных и фруктовых рядов, и незадолго до того, как Бруно переехал в Аж-Высь, дедушке стукнуло семьдесят три, – по мнению Бруно, он был самым старым человеком на свете. Однажды Бруно подсчитал: проживи он всю свою жизнь целиком снова и снова восемь раз, дедушка все равно был бы на год его старше.