Мальчик за последней партой

РАФА-ОТЕЦ. В тот вечер после ужина мы зашли еще в одно местечко. Хуанито уже здорово набрался и затеял там скандал. Разозлился на какую-то девку и чуть не вмазал ей прямо на танцполе. Я, как мог, вытащил его оттуда, чтобы ему морду не набили, а заодно с ним и мне. А теперь выясняется, что я плохо его принимал, и поэтому он не подписал.

ЭСТЕР. Вы зашли в «местечко»?

РАФА-ОТЕЦ. Ну да, ему захотелось еще выпить.

ЭСТЕР. И откуда, интересно, ты знал про это «местечко»? Ты там раньше бывал?

РАФА-ОТЕЦ. Да в жизни не бывал!

ЭСТЕР. Так откуда же ты знал?

РАФА-ОТЕЦ. Про такие места все знают.

Пауза.

РАФА-ОТЕЦ. Послушай, дела ведутся именно так. Нужно, чтобы партнер остался доволен. Некоторые хотят в Музей Прадо, некоторые мечтают посмотреть футбол на стадионе Сантьяго Бернабеу, а некоторые – просто свиньи.

ЭСТЕР. Но тащить его в бордель, каким бы распрекрасным партнером он ни был? Извини, у меня это в голове не укладывается.

РАФА-ОТЕЦ. Это не бордель, а просто бар с девочками.

ЭСТЕР. Бар с девочками. Великолепно!

РАФА-ОТЕЦ. Да я там никогда раньше не бывал. Я в такие места не хожу. Мариано обычно кого-то туда водит. Просто ему это все нравится, а мне нет. Я не сумел отказаться, чтобы товарища не подвести, а теперь на меня все шишки сыпятся.

ЭСТЕР. Значит, тебе там не понравилось. И ты, конечно, ни пил, ни танцевал… Или танцевал?

РАФА-ОТЕЦ. Ну, выпил что-то за компанию.

КЛАУДИО. Она включает телевизор на полную громкость. Он выходит на улицу покурить. Сейчас самый подходящий момент. Я это понимаю, лучшего, возможно, не представится, но впервые за все это время мне становится страшно.

Клаудио и Эстер молча смотрят друг на друга. Клаудио дает Эстер листок бумаги и уходит. Эстер читает. Хуана открывает коробку с английскими наклейками на крышке.

ХУАНА. Не знаю, сколько денег предложить этой художнице. Например, за эту работу. Шестьсот?

Херман подходит ближе, чтобы посмотреть, что в коробке.

ХЕРМАН. Шестьсот? Да кто за это заплатит шестьсот?

ХУАНА. Вот в этом-то весь вопрос! А если бы она стоила шестьдесят?

ХЕРМАН. Шестьдесят… Все равно дорого. Вот если бы шесть… Кстати, ты о китайцах не думала? Настоящих, из Китая.

ХУАНА. О китайцах из Китая?

ХЕРМАН. В Китае тебе сделают что угодно в сто раз дешевле. И такие вещи у тебя с руками оторвут. «Авангард на любой кошелек!», «Авангард за шесть евро!» Этот Хуанито – ну, помнишь, приятель Рафы-папаши, может скопировать что угодно. То есть, не скопировать – это противозаконно, а внести какие-то небольшие изменения. И все! Ну и, конечно, изменить название. Название – это принципиально.

КЛАУДИО. «Зеленый лист испаряет в час 2 миллиграмма воды на квадратный сантиметр. Площадь листа определяется кривыми, которые можно представить в виде уравнений «у = 5х^1/2» и «у = 1/5х²», где «х» и «у» выражены в сантиметрах. Рассчитать количество воды, испаряемое листом за день». Пока Рафа рассчитывает испарения, я иду на кухню попить холодной воды. Пока я накладываю в стакан лед, она входит на кухню. Не глядя на меня, наливает себе Мартини. Кубики льда выскальзывают у меня из рук на пол.

ЭСТЕР. «Даже босоногий дождь не умеет так танцевать…» Что это значит?

КЛАУДИО. Это ничего не значит. Это просто ощущение. Чувство. Того, кто это читает.

ЭСТЕР. Я всю ночь не могла уснуть. (Достает лист бумаги, который давал ей Клаудио.) «Даже босоногий дождь не умеет так танцевать».

КЛАУДИО. Если хотите, я больше сюда не приду. Вы меня никогда больше не увидите.

ЭСТЕР. Мой сын многое для тебя сделал. И Рафаэль тоже принял тебя как родного. А если бы они это прочли?

КЛАУДИО. Я писал не для них.

ЭСТЕР. Они бы тебя просто убили! Все остальное я, кажется, поняла, но вот слова о дожде… О чем они? «Даже босоногий дождь не умеет так танцевать».

По ее щеке скатывается слеза. Клаудио вытирает ее.

ХЕРМАН. Ну ты и негодяй. Так вот что ты ей передал – свои стихи! И это женщине, которой никто в жизни стихов не посвящал! Ты переходишь все границы. Ведь эти люди едва умеют читать. В их доме нет ни грамма поэзии. Покажи им стихотворение, и для них будто бомба взорвется. Они же не имеют ни малейшего представления о символике – чего ты пытаешься добиться? «Даже босоногий дождь не умеет так танцевать». Ты это о ней? Не может быть, чтобы речь шла об Эстер.

КЛАУДИО. Теперь я вижу ее в ином свете.

ХЕРМАН. А-а, понятно. Нашему юному иконоборцу полюбился средний класс.

КЛАУДИО. Вы мне сказали приглядеться к ним поближе, без предрассудков, не осуждать априори.

ХЕРМАН. Значит, теперь ни ее запах, ни манера говорить не кажутся тебе смешными? Ты собираешься с ней бежать? Найдешь работу, возьмешь кредит, купишь ей дом с гостиной подобающего размера?

Клаудио встает.