Мальчик за последней партой

КЛАУДИО. Напишите сочинение, в котором будут использованы следующие прилагательные и причастия: довольный, противоположный, нормальный, смуглый, равный, сосредоточенный, маленький, старший, прекрасный. (Пауза) «В понедельник я подошел к Рафаэлю Артола и предложил опять позаниматься вместе. Как раз в тот день математик похвалил его за упражнения по тригонометрии, и он был очень доволен – будто ему дали Нобелевскую премию, - поэтому захотел начать в тот же день. По дороге мы болтали о том, о чем обычно болтают ребята нашего возраста: о девчонках, о школе и так далее. Так мы дошли до его дома. Почему я выбрал Рафаэля? Потому что он – «нормальный». Мы с ним принадлежим к противоположным полюсам. В классе есть и другие ребята, которые относятся к этой же категории. Но в нем есть что-то такое, от чего мне еще в прошлом году захотелось приглядеться к нему повнимательнее. После уроков я часто видел родителей Рафы, поджидавших его, держась за руки. Другие ребята стесняются, когда за ними приходят родители. Стесняются то ли самой ситуации, то ли своих родителей. А Рафа нет, не стеснялся. И я спрашивал себя: а что у них дома? Как живет «нормальная» семья?

Дверь открыла смуглая женщина неопределенного возраста, ей могло быть как пятнадцать, так и пятьдесят пять лет, хотя это все равно. Хозяйка дома была в гостиной. В одной руке у нее был журнал «Дом и сад», в другой – рулетка. Она была так сосредоточена на измерении стены, что не сразу заметила наш приход.

- Ой, Рафа! - сказала она и поцеловала его. – И твой друг… Кажется, Карлос?

- Клаудио.

На телевизоре, рядом с китайским дракончиком - фотография «святого семейства» на пляже, когда Рафа был еще маленьким: мама, папа, малыш и еще девочка чуть постарше. Дракон смотрел на них так, будто собирался всех разом проглотить.

- У меня по математике четверка с плюсом, - объявил Рафа.

- Правда? Какой ты молодец. Хотите что-нибудь перекусить?

Обед нам приготовила смуглая женщина. Хозяйка осталась в гостиной, с журналом в одной руке и рулеткой в другой, порхая по комнате, как привидение.

(Продолжение следует)».

ХУАНА. Это отвратительно.

ХЕРМАН. Что именно показалось тебе отвратительным?

ХУАНА. А тебе самому так не кажется?

ХЕРМАН. С каких это пор ты стала такой моралисткой? Разве не ты выставляла здесь, в галерее, «экспонаты», от которых глазам больно? Или устраивала выставку надувных кукол? А теперь ты вдруг приходишь в ужас от того, что семнадцатилетний мальчишка думает все, что ему заблагорассудится?

ХУАНА. Не от того, что он думает, а от того, что пишет. Тоже мне - «выставка надувных кукол»! Можно подумать, я тут устроила секс-шоп. Это были просто управляемые куклы. У одной, кстати, было лицо Сталина, у другой – Франко… В этом был смысл. Конечно, для тех, кто хотел его увидеть. Ты должен поговорить с директором…

ХЕРМАН. Допустим, я поговорю с директором. Парня накажут: на неделю отстранят от занятий. Или исключат из школы. Или посадят в тюрьму. Или расстреляют. И что с того?

ХУАНА. …Или посоветуйся с другими учителями этого класса. И вне всяких сомнений – надо поговорить с родителями. Однозначно.

ХЕРМАН. Чтобы они его больше на порог не пустили?

ХУАНА. Нет, с родителями Клаудио, писателя. Ему же психиатр нужен! Он может быть опасен, может причинить вред этой семье. Ты должен все это прекратить, пока не случилось ничего серьезного.

ХЕРМАН. Он просто обозленный мальчишка, больше ничего. Он зол на весь мир. И на то немало причин. Но уж лучше выплескивать свой гнев таким образом, чем поджигать машины. Меня больше пугают другие – вот те действительно опасны. Они ничего не уважают: ни орфографию, ни синтаксис, ни здравый смысл. После Клаудио меньше всего ошибок у двух китаяночек, которые приехали в Испанию всего полгода назад. Последний раз, когда я водил их класс в театр, я не знал, куда глаза девать от стыда. Но не дай бог начать их критиковать – тут же накинется свора пресловутых школьных психологов.

ХУАНА. Ты говоришь о них, как о безликой массе. Познакомься с ними поближе, без предубеждений и заведомых обвинений.

ХЕРМАН. С психологами?

ХУАНА. Да нет, с твоими учениками. (Смотрит на сочинение Клаудио) Или у него какая-то проблема, или он пытается привлечь твое внимание. Какой он?

ХЕРМАН. Всегда сидит за последней партой. Руку не поднимает. Ни в чем не принимает участия. Не создает проблем. По другим предметам особо не выделяется, кроме математики.

ХУАНА. Значит, ты им уже интересовался?

ХЕРМАН. Кажется, ему особенно хорошо дается математика. Ну что, мы идем?

ХУАНА. Люди распахивают перед ним двери своего дома, а он… он просто бессовестный.

ХЕРМАН. Да, странный парень. То есть, по сути, совершенно нормальный парень.

ХУАНА. Ты тоже обычно сидел за последней партой?

ХЕРМАН. Это же лучшее место. Тебя никто не видит, а ты видишь всех.

ХУАНА. Только представь, что эти его сочинения попадут в руки еще кому-то. В некотором смысле, они и тебя компрометируют.

ХЕРМАН. То есть?

ХУАНА. В том смысле, что ты превращается в его сообщника.

ХЕРМАН. Сообщника в чем?