…После школы Ицик мчался к отцу, пробегая меж слепых глинобитных стен рабочим челноком: отец его за день много куда посылал, много чего поручал, с некоторых пор считая сына чуть ли не партнёром. И работы изрядно подсовывал: там стёкла сменить, тут ремешок-браслет поставить или заводную головку; а обнаружив, что сын куда лучше него торгуется – да и не торгуется даже, а внедряется в сделку улыбчиво и наступательно, переводя разговор на «интересные темы», рассеивая тем самым внимание клиента и при этом ни на йоту не уступая в цене, каким-то непостижимым образом располагая к себе перекупщика, незаметно перехватывая инициативу, – отец с каждым днём полагался на него всё больше, а порою, поглядывая на сына, на чёрные кудри его буйной шевелюры, на мягкую улыбку красиво вырезанных материнских губ, думал с горделивой любовью: «Иосиф Прекрасный… Надо было назвать его Иосифом. Да кто же знал, что все мы окажемся в земле Египетской, в доме фараона».
С каждым днём Абрахам всё больше уставал. Сердце, которое прежде лишь иногда сжимала чья-то жёсткая рука, теперь
В январе к нему стал захаживать новый клиент. Раза три приносил починить часы: одни наручные, одни настенные и дамские часики-кулон. Ничего примечательного, – обычный человек, пожилой еврей. Почему при виде него Абрахам каждый раз испытывал необъяснимый страх? Тот даже снился ему однажды в нелепом сне: якобы приносит чинить будильник, и такой паршивейший будильник, что и смотреть стыдно: вот до чего Абрахам дожил – редкий мастер, виртуоз своего дела, как бродячий точильщик ножей и ножниц, должен починять такое барахло. «Вы пришли не по адресу!» – говорит он во сне с возмущением, какого в реальности, разумеется, никогда не позволил бы себе высказать. «Я пришёл куда нужно», – отвечает самым наглейшим образом этот клиент, хотя, опять же, в реальной жизни тот не только воспитанный, а даже приторно вежливый мужчина. Такие глупые сны…
Да, это правда: узнав, откуда приехал этот человек: «У нас во Львове на каждой улице по четыре часовщика!» (ложь и презрение к собеседнику!) – Абрахам, который последние два года рьяно и неустанно разыскивал дочь, рассылая телеграммы и письма в разные города, испытал необъяснимую дрожь, но ни слова не сказал ни о дочери, ни о своих поисках. И каждую встречу старался завершить поскорее самым деликатным образом.
– Тоже странно, – пожала плечами Зельда, – ну, что ты как дикий! Пригласи его к нам, посидим, порасспрашиваем. Может, он знает что-то и окажется для нас полезным.
– Нет! – чуть ли не с отвращением отозвался муж. – Ни за каким чёртом он не будет для нас полезен.
…К весне тот человек, Эфраим из Львова, заходил ещё трижды. Абрахам подозревал, что поправленные им часы этот Эфраим сам продаёт на толкучке.
Сегодня Абрахам вообще не заметил, как тот подошёл, и опять малодушно вздрогнул, будто встретил на пустынной дороге душегуба. А ведь знал же, что тот должен сегодня зайти, они договаривались, и заказ его с утра уже готов.
Абрахама раздражала манера этого человека подбираться к сути разговора как бы из-за угла. То ли перенял у местных манеру долго и витиевато кружиться в приветствиях и заботливых вызнаваниях о здоровье чуть не всех членов семьи, то ли времени у него – завались и он просто любит языком чесать, то ли была в его характере бандитская привычка подойти со спины…
Абрахама обычно хватало минуты на две такого разговора, после чего он оборачивался к шкафчику с готовыми заказами и протягивал – о, учтиво, конечно же учтиво, он не грубиян, и дело превыше всего, – завёрнутые в тряпицу часы. Вернее, и не в тряпицу даже. Умница Зельда нашила из обрезков тканей красивые мешочки с витыми завязками («вот увидишь, как это важно!») – и, знаете что, клиенты таки бывали приятно удивлены изяществом упаковки и потом советовали знакомым «варшавского мастера с европейским стилем».
Вот и сегодня Эфраим начал с никому не нужных обсуждений «наших дел на фронтах». Что значит «наших», я вас умоляю, подумал Абрахам. Молох империй крушит и растирает сотни миллионов ничтожных человеческих жизней, и одна из таких призрачных жизней интересуется у другой – «как наши дела». Он даже фыркнул…
Разумеется, он прочитывал газеты и всегда останавливался под репродуктором на площади, если передавали новости с фронтов. Но делать вид, что ты не песчинка в море?