Мальчики и другие

Дождь рванулся сильней и вдруг затих; в кафе вбежали и расхохотались совсем мелкие русские мальчик и девочка: они были ярко и вздорно одеты и при этом от них невесть почему сильно пахло землей; они заказали чаю и пахлавы и устроились в темном углу, и уже скоро этот земляной запах разросся так, что Марта почувствовала себя глупо: казалось, что никто в небольшом помещении, кроме нее, его вовсе и не ощущает, иначе бы этих двоих уже вежливо попросили наружу; и она осторожно склонилась лицом к собственному плечу, чтобы убедиться, что от нее самой не пахнет точно так же, как от новоприбывших. Присмотревшись к ним, Марта поняла, что видала их на одном протесте у российского посольства, она просто шла мимо своим обыкновенным маршрутом: мальчик держал в руках картонку с черной надписью про «убирайтесь», а у девочки был желто-синий букетик, как в какой-нибудь советской сказке, сочиненной знаменитым в отпущенное ему время Мартиным дедом: она почти все прочитала, но гордиться там было особенно нечем, она не гордилась, а от потрясаний картонками у посольства ей было совсем тошно и стыдно; она бы подошла сейчас к ним объяснить это все, но запах был страшен, она не смогла бы сделать и лишнего шага в их сторону. Что вообще можно было сказать: они же точно так же стояли в Москве, и в Петербурге, и в Нижнем Новгороде, и в Краснодаре, и в городах поскромней, получали свои штрафы и сутки и уходили, радуясь, что удостоились принять бесчестье; а теперь, когда все это стало нельзя, они страдают тем же самым здесь даже не затем, чтобы посмеяться над собой, а ведь это смешно, смешно: если выйдет так, что их выдавят и отсюда в условный Пакистан или черную Африку, они ведь и там будут вздымать свои картонки у забранных дипломатических окон, потому что не могут по-другому, не обучены, не способны придумать. Один премудрый левак на такое всегда отвечал: ну что же, покажите как надо; но какого черта я что-то должна вам показывать, если вы сами не в состоянии догадаться об очевидных вещах: для всего уже слишком поздно, единственное, что еще можно устроить, – это просто немного пожить, без отдачи в тщедушную плоть, сдачи в плен и судорог возле посольств, и я сделаю все, чтобы хоть у кого-то еще это бы получилось.