Мне кажется, она почувствовала, как мне одиноко вдали от дома, как не хочется остаться одной в чужой казенной комнате. И потому она еще долго ходила со мной по парку. Но все-таки распрощалась, и я увидела, что стою прямо перед гостиничным корпусом.
Напившись чаю, я легла, не выключая света, и даже уснула. Но в четыре часа проснулась. И попыталась понять, кто я, где и зачем.
Несколько занятий мы разглядывали мои самые удачные и самые неудачные фотографии (я объясняла, в чем фокус удачи или неудачи) и фотографии великих мастеров. С какой жадностью глядели эти дети на веселых парижских мальчишек, на людей за столиками кафе (столики - прямо на тротуаре). Но самый большой успех имели жанровые сценки из далекого уже прошлого. Нижний Новгород. XIX век. Чайная! Какой интерес вызвали лица, одежда, чайники... Вряд ли кто-нибудь из них побывает в Париже, а уж в Нижнем Новгороде - в XIX веке никто из нас - никогда. Когда они были живы и смотрели на мир, нас еще не было. Но вот мы их, давно умерших, видим. Вот странность фотографического взгляда. Он долог, этот взгляд. Слишком долог.
Известно, что еще долю секунды мы продолжаем видеть то, что уже исчезло из нашего поля зрения. На этом - принцип кинематографа. Фотография продолжает "видеть" исчезнувшее как угодно долго. Или - как неугодно.
Они охотно слушали и отвлеченные мои рассуждения.
Учились фотографировать друг друга в классе. Тут же на компьютере мы разбирали их снимки. Всего - пятнадцать человек. От девяти до двенадцати (предположительно). Для первого самостоятельного задания я выбрала две пары.
1. Степан и Фомка.
Фомка - очень способный мальчик. Легко идет на контакт. Свободно рассказывает о себе.
Степан безлик.
2. Миша и Кролик.
Кролика все снисходительно любят.
Миша, бесспорно, лидер. Мальчик, я бы даже сказала, таинственный. Мне бы очень хотелось угадать, кто он, что с ним случилось. Из всей группы он кажется самым развитым. Кстати, очень может быть, что он-то бывал в этом самом Париже. Мне так показалось. По его реакции. Но, возможно, сами фотографии им уже видены.
Итак, каждой паре по фотоаппарату. На день. В этот день они свободны от занятий, играют в фотокорреспондентов, их везде пропускают. На другой день мы смотрим, что же они увидели. Да и они смотрят, что увидели.
Пока я с ребятами, или с учителями в столовой, или на вечерней тихой прогулке с завучем, я чувствую себя спокойно. Точнее, я больше чувствую не себя, а их, ими занята, а не собой. Оставшись к ночи одна, я испытываю безмерное беспокойство, как будто слух мой - внутренний, нервный слух обостряется и я слышу какие-то грядущие, несчастливые перемены. Словно наш тихий корабль ждет катастрофа. Что-то в этом духе. Да, и я чувствую себя сиротой непоправимо. Будто я никогда уже не вернусь на Большую землю, не увижу родной дом.
Надеюсь, фотографии мальчиков меня развлекут завтра.
Миша и Кролик
Мы устроились на полу. На нем лежит теплый ковер, подарок одного известного артиста. Шторы закрыли наглухо и просмотрели не спеша все снимки, сделанные ребятами. На первый раз смотрели очень тихо, без комментариев по моей просьбе. Миша и Кролик сидели рядом у батареи и тоже смотрели.
Ребята знают, что я психолог, пишу диссертацию. Я сразу открыла карты. Я им обещала показать, на что способна. То есть рассказать по фотографиям о ребятах. Поэтому такая тишина и внимание. И к снимкам, и к моему потом молчанию, а
затем - к размышлению вслух. Я говорила негромко.
- Кролик, - сказала я. - С ним все просто. В основном он, как видите, снимал людей. Причем ребят мало, больше взрослых. Мы все знаем, что он здесь не в первый раз, что для него это место - как место рождения, а люди, охраняющие это место, заботящиеся о нем, важнее, чем для многих из нас родители.
Эти снимки не всегда удачны, но все они сделаны с любовью. Я думаю, все это почувствовали. И то, что Кролику позировали охотно и - с ответной любовью. Даже охранники. Даже собака, которая живет в здешнем парке. Все искренни на этих снимках. Ни одного фальшивого взгляда.
Мне жаль, Кролик, что ты не сможешь остаться с этими людьми навсегда. Снимки я тебе отпечатаю на память, конечно.
Миша.
Он снимал вещи... как бы это сказать... мирового масштаба. При том, что иногда крохотные. Стеклышко на снегу. Белка на ветке. Сосновые иголки. Куст, весь в инее. Иногда это очень красивые снимки. Черные изломы веток на фоне серого неба.
В чем мировой масштаб?
Совершенно нельзя определить по этим снимкам, где это было снято. Или когда. Сто лет назад. Через сто лет в будущем. Нет ничего, что бы привязывало к этому конкретному месту. Все - вне этого мира, этого измерения.
Мне кажется, Миша неплохо здесь себя чувствует, защищенный стенами с колючей проволокой. В то же время стены эти для него не существуют. Миша напоминает мне одного очень знаменитого литературного персонажа. Миша, ты не догадываешься, о ком я говорю?
Он промолчал, разумеется.