Наконец Голиков приоткрыл глаза и произнес свое знаменитое: «Что?!»
— Срочная из Тамбова, — сказал дежурный.
Аркадий Петрович схватил бланк телеграммы, прибавил огня в керосиновой лампе.
«Последние несколько дней, — читал он, — кавбригада Котовского под видом белоказачьего отряда, пробившегося с Дона, осуществляла особо секретную операцию по обезвреживанию 14-го и 16-го бандполков под командованием Ивана Матюхина. Полки уничтожены, но сам Матюхин с группой головорезов бежал. По всей губернии объявляется боевая тревога. Всем постам...»
Аркадий Петрович кинул телеграмму на стол и начал быстро одеваться. Разные мысли и чувства одолевали его: легкая зависть, что операцию доверили не ему; досада, что Матюхин ушел; озабоченность тем, что Матюхин мог натворить со зла.
Уже за столом Голиков продиктовал текст приказа, который нужно было передать во все подразделения — по телефону, телеграфу, с нарочными. После этого он остался один, чтобы обдумать ситуацию.
С Котовским Голиков познакомился летом. Григорий Иванович прискакал со своей бригадой в Бенкендорф-Сосновку. Такие гости на территории боевого района появлялись нечасто. Лишь только Аркадий Петрович узнал о приезде Котовского, он помчался с полуэскадроном в Бенкендорф-Сосновку.
В центре большого села находилась базарная площадь, от которой шел спуск к дороге. У ее края светился яркими огнями двухэтажный кирпичный дом, возле которого царило непривычное оживление. Здесь остановился Котовский.
Григорий Иванович чувствовал себя в тот вечер плохо. Он извинился, что принимает «хозяина района» в постели.
— Это Голиков, я тебе о нем рассказывал, — представил Котовский гостя своей жене. (Она была врачом бригады и всюду сопровождала Григория Ивановича.) — Самый молодой командир полка у нас в губернии. А может, и в Республике. Еще он известен тем, что ездит по бандитским селам, останавливается в домах, откуда люди ушли к Антонову, и терпеливо объясняет родным, что бандиты могут безбоязненно выйти из леса. Да сознаешь ли ты, Аркадий, как ты рискуешь?
— Не больше других.
— Ошибаешься — больше. Антонов и его свора понимают, что им нет прощения, и творят бессмысленные жестокости. Мне рассказывала одна женщина. Бандиты увели у нее четырнадцатилетнюю дочку и нанесли ей тридцать ударов ножом. Так способны поступить только изверги, которым чужая боль и кровь доставляют радость!..
В тот вечер и произошел у Голикова разговор, который оставил глубокое впечатление.
— Конечно, желающих уйти к Антонову сейчас почти нет, — сказал Котовский. — Авторитет его упал до самого низкого уровня. И все же я бы с окончательными выводами не спешил. На место Антонова в «народные вожаки» рвется Иван Матюхин. Этот будет пострашней. Антонов был «романтик». Он еще пытался создать видимость, будто действует в интересах обиженных. И сейчас для Антонова главное — остаться в живых самому. А Матюхин готов возродить мятеж в прежних размерах, даже если для этого понадобится убить новые десятки тысяч. Тактически сейчас необходимо поймать Антонова, устроить над ним суд, показать, к чему этот «радетель за нужды народные» стремился на самом деле. Но если смотреть вперед, то теперь гораздо важнее обезвредить Матюхина. Антонов — это уже день вчерашний. А Матюхин может стать днем завтрашним.
Иван Матюхин считался первым помощником Александра Антонова. Скрытный, властный, отчаянно смелый, он до 1917 года слыл удачливым конокрадом. В 1918-м, послужив в красногвардейцах, был отмечен за решительность и рвение и назначен командиром продовольственного отряда. Власть над людьми пробудила в нем звериную злобу к ним. Он обирал крестьян, порол их, подвергал другим унизительным наказаниям. Матюхина арестовали и должны были расстрелять. Спас его Антонов, в ту пору начальник Кирсановской милиции. Они вместе ушли в лес. Считалось, что Матюхин для Антонова преданнее собаки.
Матюхин командовал сразу двумя полками мятежников — Четырнадцатым и Шестнадцатым. И здесь его наклонности садиста раскрылись в полную силу. Он любил собственноручно умерщвлять пленных и даже изобрел свои приемы — убивал ударом в позвоночник или отворачивал голову.
По сообщениям разведки, Матюхин в последнее время, не стесняясь подчиненных, в глаза корил Антонова, что тот «погубил народное восстание», и заявлял во всеуслышание, что «сам готов возглавить движение и довести его до победного конца». Матюхина сжигал огонь тщеславия. Из конокрадов в предводители восстания — такой карьеры не делал никто. Матюхин самоупоенно верил, что именно ему суждено, сместив неудачника Антонова, довести дело до конца. Он ощущал в себе решимость, которую уже утратил Антонов.