Мальчишки-ежики

— Брось нож! Тебя перевязать надо… Кровью изойдешь.

— Ишь добренький! — оскалясь, произнес долговязый и, сильно побледнев, повалился на землю. Он был без сознания.

Опасаясь, что бандит изойдет кровью, Живнин распорол его штанину и, выдрав полоску из нижней рубахи, перевязал продырявленное пулей бедро.

Стрельба уже умолкла. Живнин поднялся на вершину холма и стал вглядываться в лес. Милиционеров нигде не было видно, только у дороги стояли на привязи три оседланных коня, а много дальше за поворотом — пегая лошадь. Ее опрокинутая двуколка, видно, за что-то зацепилась на обочине.

Живнин окликнул помощников. Вскоре ему ответил один из милиционеров:

— Сейчас выйдем!

— Нужна ли помощь?

— Обойдемся-я!

Минут через пять из зарослей показались милиционеры. На зеленых ветвях они волочили безжизненное тело усатого бандита.

— Убили? — спросил Николай.

— Сам, гад, подорвался, — сказал пожилой милиционер. — Когда патроны кончились, он выхватил гранату и шумит: «А ну, мильтоны, назад! Не подходи!» Да, видно, передержал: в руке она у него и грохнула…

Погрузив мертвого и раненого на двуколку, милиционеры повезли их в больницу.

После доклада Живнина начальник Угрозыска спросил:

— Теперь что же — мельника и торговку будешь брать?

— Нет, — ответил Живнин. — Прошу разрешения их пока не трогать. Бандиты ведь не знают, что случилось с посыльными. Им придется вновь пользоваться связной и услугами мельника. Лучше установить наблюдение — может, они вовсе не из банды Серого.

— Да, да, конечно, — согласился начальник. — Надо найти людей, которые могут опознать бандитов. Только долго не тяни.

Из милиций Живнин отправился к Фоничевым и пригласил Матрешу и Трофима пойти с ним в больницу и поглядеть на взятых бандитов. Не те ли нападали на них?

Фоничевы неохотно собрались и пошли с ним. По пути Трофим осведомился:

— Если опознаем, лошадь и телегу мне вернут?

— А как же! Обязательно.

Матреше сначала показали раненого бандита. Она боязливо подошла к койке, поглядела на лежащего и, выйдя из палаты, растерянно сказала:

— Такого, вроде бы, тогда в лесу не видела.

Трофим дольше разглядывал разметавшегося бандита и твердо сказал:

— Не знаком он нам. Те постарше были.

В морге же никаких сомнений не оставалось.

— Энтот… Нахальные зыркала даже мертвый не закрыл, — злобно сказал Трофим. — Бандюга чертов.

— Узнаю… Он насильничал и мужа бил, — трясясь, подтвердила Матреша и в голос заплакала.

Муся Мальченко

В спортзале Живнин, увидев Ромку в рубашке со спущенными рукавами, спросил:

— Ты почему одет не по форме?

Тот смутился и, потупясь, сказал:

— Мне дома влетело за то, что с вами ездил на мельницу. Стыдно ребятам показывать.

Задрав рубаху, Ромка обнажил исполосованную спину.

— Ого-го-го! — сочувствуя, произнес Николай. — За одно это следовало бы ее посадить за решетку. Не думал, что твоя мачеха способна так зверствовать. Объяснила, за что бьет?

— Да. И мне пришлось дать честное слово, что я больше ничего не скажу о мельнике.

— Понятно. Ну что ж, раз дал слово — держи! Хотя твоя мачеха не достойна, чтобы проявляли благородство. Кстати, позавчера вечером она ходила куда-нибудь с чемоданом?

— Да. Хотела от нас совсем уйти… даже утопиться. Потом ей кто-то на ухо шептал. Она передумала.

— Любопытно, — ухмыльнулся Живнин. — Она у вас редкая выдумщица.

Из спортзала Живнин отправился в больницу. Температура у долговязого понизилась, но он отказался назвать имя.

«Этот не скоро расколется, — понял Живнин. — Боится мести. Мы грозимся лишь тюрьмой, а сообщники по банде — смертью. Для него лучше молчать».

Он не стал терять времени и распорядился, чтобы долговязого из больницы под конвоем перевезли в тюремный изолятор, а то еще, чего доброго, убежит из палаты и известит банду о провале.

Надо было придумать что-то решительное. Но что? Серый конечно захочет узнать, куда запропастились двое из банды. В ближайшие дни он пришлет кого-нибудь. Посланец, видно, заглянет на рынок. Там надо поставить своего человека. Мужчина не годится, вызовет подозрение. А где найти женщину, чтобы согласилась торговать в обжорном ряду? Мальчишек втравлять в это дело больше не хотелось.

Размышляя об этом, Живнин вспомнил, что за последнюю неделю он ни разу не повидал Мусю Мальченко и очень мало сделал для пионерского клуба.

Николай был членом бюро укома комсомола. Ему, Гене Турбину и Мусе Мальченко товарищи поручили найти помещение и организовать в городе отряд пионеров. Геня уже уехал в Ленинград на курсы пионервожатых, а Николай с Мусей раздобыли помещение— бывший магазин для новобрачных, в котором продавали подвенечные платья, фаты, свечи, кольца, крестики, иконы. Это каменцое здание с огромными зеркальными витринами следовало срочно отремонтировать и приспособить под клуб.

По пути Живнин заглянул в швейную мастерскую, в которой Муся Мальченко была организатором комсомольской ячейки. К нему вышла девушка в пестрой юбчонке и белой кофточке. Ему милы были ее вздернутый носик и чернинка в глазах. Прикрывая рот ладошкой, Муся спросила:

— Что-нибудь стряслось?