Мальчишки-ежики

Киванову oт мастера задание: сделать для втулок дюжину тонких, похожих на колбаски «шишек». Чтобы земля крепче держалась на проволочных каркасах, Киванов смазывал их «белюгой» — разведенной в ведерке глиной.

Прохоров, болтавшийся без дела, подошел к верстаку, ткнул палеи в раствор и мазнул им по кончику носа Киванова. Тот в отместку окунул в белюгу два пальца и провел ими по спецовке Прохорова. Помощнику вагранщика такая бесцеремонность не понравилась, он опустил всю пятерню в ведерко и вытер ее о щеки и плечи шишельника.

Киванов стал похож на неопрятного маляра. Этого он конечно стерпеть не мог: взял ведерко с верстака и все его содержимое выплеснул в лицо обидчику…

Они схватились и, пиная друг дружку кулаками и ногами, покатились по земле. Виванов и Маслюков бросились разнимать драчунов и сами ввязались в драку… Затрещали спецовки, опрокинулся верстак, зазвенело разбитое стекло. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не раздалось громкое предостережение:

— Шарики… Ш-шесть!

Этот сигнал об опасности к фабзавучникам перешел от блатных. Во дворе показался НШУ — начальник школы ученичества. Он был не один, а с главным механиком и мастером.

Чтобы не подвести Пал Палыча, литейщики мгновенно прекратили драку, подняли опрокинутый верстак, вытерли обрызганную белюгой стену, быстро подобрали стекла.

Появившееся начальство увидело цех прибранным, а учеников— корпящими над опоками и шишельными ящиками. За верстаками стояли опрятные пай-мальчики, у которых лица от усердия были потными и красными.

Главный механик вместе с НШУ осмотрели высокую вагранку и, посовещавшись меж собой, разрешили мастеру плавить чугун.

Случайно взгляд главного механика наткнулся на трещины в разбитом стекле.

— Кто это у вас окно высадил?

— Окно? — Мастер недоуменно взглянул в указанную сторону и, увидев дыру, поспешил заверить:

— Это нечаянно… когда стремянку переносили…

— Покрываете своих бузотеров, — недовольно заметил инженер. — Нехорошо. Когда-нибудь они вам отплатят.

Как только начальство покинуло цех и скрылось за широкой дверью кузницы, Пал Палыч из тихого и почтительного мастера превратился в грозного следователя.

— Кто набедокурил? Чья работа — окно? — стал допытываться он.

Литейщики молчали.

— Значит, окно само разлетелось? — продолжал свое мастер.

— Подрались они без вас, — не выдержал вагранщик. — Такое устроили, что все вверх тормашками летело.

— Кто зачинщик?

— Похоже, что начали оба Ивановых и Прохоров с Маслюковым.

— Опять Маслюков? Сколько раз я тебя покрывать буду? — спросил Пал Палыч.

— Не я начинал, я только заступился, — принялся оправдываться Маслюков, но мастер не стал его слушать.

— Положить бы вас четверых решкой вверх да всыпать так, чтоб сесть не могли, — тогда бы запомнили, что в цеху не дерутся и не шкодят. В наказание всех четверых с завтрашнего утра назначаю на завалочную площадку. Будете работать без смены.

Наказание литейщикам показалось справедливым. И они с обожанием поглядывали на мудрого мастера, готовые выполнять любые его приказания.

Пал Палыч выдал новые модели и объяснил:

— Формы готовить под чугун. Сильно не смачивайте, земля должна быть воздушной.

На другой день оба Ивановых и Маслюков в класс не явились. Они с утра вместе с Прохоровым и вагранщиком раздували огонь в печи. А когда вагранка загудела, взобрались на завалочную площадку и принялись заполнять объемистое жерло коксом, чугунными чушками, ломом и флюсами — расколотыми известняками.

В перерывах между уроками любопытные литейщики прибегали взглянуть на работающую вагранку. Они поднимались по трапу на завалочную площадку и смотрели, как трудятся наказанные товарищи. Здесь было хуже, чем в кочегарке. От сильного дутья печь и площадка содрогались, огонь выбивался наружу и порой обдавал завальщиков не только нестерпимым зноем, но и сажей, угарным газом. Измазанные трубочисты, фабзавучники сменялись через каждые десять минут и выходили на воздух очухаться.

В крохотный глазок вагранки уже можно было разглядеть, как плавится раскаленный добела чугун. Часа через два раздастся сигнальный колокол, призывающий к разливке.

Некоторые фабзавучники тайно принесли свои модели. Прячась от зорких глаз мастера на самых дальних верстаках, они торопливо изготовляли формы и прятали в темной сушилке.

Но Пал Палыча трудно провести. Приметив хитрости учеников, он с переносной лампой прошел в сушилку и проверил, что заформовано в спрятанных опоках. В одной была пепельница — обнаженная женщина, лежащая на раскрытом веере, — в другой — отпечаток двух замысловатых кастетов, в третьей — килограммовых гантелей. Формовщики полагали, что мастер накричит на них и растопчет нелегальные формы, но он молча накрыл их и негромко сказал:

— Этих форм я не видел. К ним прибавлю еще две. Уложите все на площадку вагонетки. Как выдадим чугун, — выкатывайте ее. А после заливки уберите сюда же. Если придет начальство — формы уничтожить. Они были учебные.

— Ясно, — обрадовались хитрецы, — все будет как по нотам.