Мальчишки-ежики

— Почему в партпапаши? — не соглашался белобрысый. — Я не переросток. Мне только двадцать пятый пошел. Впрочем, называйте как хотите, только пошлите в этот фабзавуч. Не подкачаю, ребята, поверьте. Рано меня в старые большевики сплавлять…

В общем, Иван Калитич — один из первых комсомольцев района — сумел убедить членов бюро рекомендовать его в отсекры фабзавуча.

Видя, что девушка из фабзавуча не очень обрадована решением бюро, секретарь райкома ей шепнул:

— Не хмурься, благодарить будешь. Ваня Калитич только на вид блеклый. Это ему в гражданскую войну досталось: на бронепоезде паром обварило. А по характеру он парень веселый и заводной, с ним не соскучитесь, ручаюсь.

Иван Калитич действительно оказался человеком общительным. Он не кичился своими заслугами, умел выслушивать младших и держался с фабзавучниками так, чтобы они не чувствовали его возраста. Интересовался он всем и сразу же вмешивался, если видел несправедливость.

«Футболезцам» Калитич пришелся по душе, потому что легко подхватывал шутку, хлестко отвечал и смеялся заразительно. Узнав о дуэлянтах на футбольном поле, он сказал:

— Видите ли, старики, раньше рабочему парню некуда было молодую силу направить, удаль показать. В драках себе славу добывали. А городовым и жандармам это на руку. Пусть рабочие меж собой дерутся, меньше о политике думать будут. У нас за Нарвской Вася Алексеев жил. Так он нам, мальчишкам, сказал: «Глупо нам меж собой драться да купцов тешить. Пролетариям надо объединяться а не носы друг дружке расквашивать». Алексеев был из тех парней, которые не боялись ни арестов ни высылки.

Я с двенадцати лет в разогревальщики заклепок пошел. Платили пятнадцать копеек в день. Работа паршивая: угольный чад глаза ест, а чуть зазевался, не успел раскаленную заклепку подать — по шее схлопочешь. Работали по десять— двенадцать часов. Надоело такое терпеть, сговорились все мальчишки и пошли в контору шуметь. Требуем, чтобы по гривеннику прибавили и казенные рукавицы выдали. «Чего? Прибавки захотели?! — заорал обер-мастер. — С этих пор бастовать! Что же из вас дальше будет? Дать канальям расчет и — коленкой под зад!» Выдали нам какие-то гроши и — вон за ворота. А на наши места других мальчишек набрали.

Обозлился я тогда. Пошел в Емельяновку к Васе Алексееву и стал просить: «Напиши про нас листовку». — «А распространять будешь?» — спросил он. «Буду», — согласился я. Через своих знакомых Алексеев устроил меня на заводскую «кукушку» — куцый паровозик, развозивший по путиловским цехам грузы. Штатный помощник машинисту не полагается, так он меня взял в ученики-подсобники: стрелки переводить, платформы прицеплять, за нарядами бегать. За день «кукушка» не раз за ворота выходила и почти во всех цехах бывала. Вася приспособил меня большевистские газеты и листовки на завод провозить и своим людям раздавать.

В революцию мне пятнадцать стукнуло. Вместе с ребятами ходил полицейские участки громить, власть свою устанавливать. Установить мы ее установили, а удержать было трудновато! Нашу «кукушку» в первый бронепоезд определили. В сущности это был не бронепоезд, а просто две полуоткрытых угольных площадки с четырьмя пушками. Вышли мы на позицию — и давай по казацким цепям шрапнелью шпарить. Те за Воронью гору откатились. А у нас снаряды кончились и воды для пару не осталось. Пришлось вернуться на завод, две цистерны с водой захватить и вагоны со снарядами.

Потом наловчились настоящие бронепоезда выпускать. Одним из них Вася Алексеев командовал. Меня в паровозную бригаду взял. Мы Гатчину с ним у белогвардейцев отбивали. И тут меня паром обварило. И осколок-то небольшой, а как фыркнет горячая струя — прямо в грудь.

— Что вы всё про войну да про революцию, — заметила Симочка Изюмова. — А любить-то умели?

— Еще как! — оживился Калитич. — Вот у Васи Алексеева подруга была, позавидуешь! Его в судьи на Ушаковскую улицу назначили — она в секретарши пошла, над протоколами корпела. Он на митинг — и она с ним. Да не просто, зажигательной речью поддержйвает. Его на фронт — и она длиннополую шинель надела и наган выпросила. А когда увидела Васю в гробу, на грудь ему упала. Оторвать не могли. Потом осталась одна и застрелилась. Не могла без него жить. Вот как у нас любили!

* * *

На первом комсомольском собрании было выбрано бюро. В него вошли Иван Калитич, Зоя Любченко, Юра Лапышев, Нина Шумова и Соня Кугельман — машинистка из конторы. Она стала техническим секретарем.

На следующий день на доске появились объявления:

«Товарищи физкультурники!

Кто хочет играть в баскетбол и ходить на лыжах — записывайтесь у Домбова (кузница)».

«Ребята, умеющие петь, плясать, читать стихи и просто чудить, записывайтесь в драмкружок у Н. Шумовой (в токарном цехе).

У нас будет своя живая газета!»