Мальчишки из Нахаловки

— Но почему вы избрали цирк для служения отечеству?

— А что мне осталось делать? Будь у меня капитал, я бы служил ему так, как и вы, — имел бы заводик и делал снаряды. Но мои предки до меня позаботились о состоянии, пустили с молотка родовое имение. Единственный мой капитал — я сам, мои способности.

— Почему же вы сейчас вернулись в армию?

— Рассуждение простое. Всякая революция на своем гребне выносит наиболее способных и решительных людей. Самым значительным фактором в нашей революции будет армия. Вы же сами заинтересованы в победном завершении войны с Германией. И еще больше заинтересованы в наведении порядка в собственной стране. Так ведь?

— Ох, так. Распустился народишко, обуздать его надо, ой как надо.

— Обуздать его может только сильная армия. И я вам скажу, полковник Дутов наведет в Оренбурге порядок, я верю в его решимость и военный талант.

— Дай-то бог.

Тут заговорили сразу все гости. Максим не мог ничего разобрать в этом шуме. Наконец прорвался голос Ильи Ильича:

— Все это так, господа, но мне не нравится, что атаман Дутов хочет установить свою личную власть. Это же военная диктатура! Я как член городской думы буду протестовать.

— А я как член городской думы, — заговорил незнакомый мужчина, — буду всячески поддерживать намерения Дутова. Вы посмотрите, что делается. Главные мастерские вот-вот встанут. Там уже хозяин не начальник мастерских, а кучка смутьянов-большевиков. До чего дело дошло. Рабочие сместили начальника железной дороги и выбрали своего — большевика. Кобозева. Нет, господа, нам нужна твердая рука.

— Поистине так, — пробасил Гусаков. — Ты, Илья Ильич, извини, был и остаешься гнилым либералом. Мне доподлинно известно, что на этих днях забастуют и главные мастерские, и мой завод. А как обнаглели рабочие! Я уже на своем собственном заводе не волен делать что хочу. Обязательно, видите ли, должен согласовывать свои дела с ихним комитетом. Вот завтра встанет завод, и я ничего не могу сделать.

— Не волнуйтесь, господа, — это заговорил Жорж. — Забастовки не будет. Полковник Дутов уже предпринял меры.

— Слава богу, — выдохнул Гусаков.

— Доверительно скажу вам. Кроме преподавания в юнкерском училище, я состою при полковнике в должности офицера для особых поручений. Сегодня ночью я возглавлю отряд юнкеров, который совершит налет на Нахаловку и арестует главарей. Они как раз собираются все в кучу. Среди них есть наш человек, сообщил и время, и место их сборища.

— Кто же этот добродетель? Конечно, секрет?

— Безусловно, Прокофий Семенович, секрет. Одно скажу: он с вашего завода.

— Так при случае скажите, я его награжу.

— Всему свое время, дорогой Прокофий. Семенович.

Услышав это, Максим вскочил. Арестовать главарей железнодорожных мастерских! Да ведь это значит отца, Никиту Немова, Коростина, всех близких ему людей! Надо бежать предупредить их. Но сейчас это невозможно. Придется ждать, когда все разойдутся.

Вскоре за дверью стихло. Пришла Маша.

— Уехали догуливать на дачу. На вот, поешь, — сказала она и поставила на стул перед диваном тарелку с колбасой и французской булкой.

Максим медленно жевал, обдумывая, как ему бежать. Штаны есть — Генины, в шкафу висит старая куртка, наденет ее. Потом он все это вернет. Спросить у Маши свою одежду нельзя, может догадаться. Через окно он вылезет во двор. Вот только как перебраться через забор? Насколько помнит, он высок, и неизвестно, куда попадешь, вдруг в чужой двор?

Открылась дверь, и в щель просунулась голова Сони. Максим мгновенно перестал жевать и вскочил.

— Соня, ты? Здравствуй! Ты что так долго не заходила? — воскликнул Максим и взял Соню за руку. Она выдернула ее, спрятала за спину и встала у двери.

— Заходи, Соня!

— Я пришла тебе сказать… — Соня запнулась, опустила глаза и какую-то минуту стояла молча, как бы подбирая слова. — Я пришла сказать… между нами все кончено…

— Что кончено?

— Ну, я больше не буду с тобой дружить. Потому что ты вор.

— Я? Вор?

— Да, вор, украл деньги у нашего управляющего, хотел украсть лошадь. Ты залез в чужой сад, и там тебя ранили. Тетя сказала, что мало тебе всыпали, таких, как ты, надо вешать. А отец твой смутьян и разбойник.

— Ха, нашла кому верить, да Гусачиха самая злая женщина на свете и все врет.

— Молчи, взрослые не врут. А твой отец смутьян.

— Да ты знаешь, какой мой отец? Он борется за правду, за рабочих. Он за рабочее дело все отдаст. Его в тюрьму посадят, а он все равно будет за рабочих, станут расстреливать, на костре жечь — он все равно за рабочих. Таких, как мой отец, ничем не запугаешь!

— Мой папа тоже революционер, и дядя Прокофий тоже за революцию. А про тебя Гена сказал, что ты большевистское отродье. Это правда?