Мальчишки в бескозырках

На южном берегу слышалась ожесточенная канонада. Только прибыв в Ленинград, мы узнали, что в эту ночь была прорвана блокада города, создан коридор шириной в несколько сот метров, который связал Ленинград с Большой землей по суше.

Но пока мы еще ничего не знали и приглядывались к зареву боя на южном берегу. Летели снаряды и в нашу сторону. Заслышав их свист, мы падали в снег и замирали.

В конце пути я сильно устал. Ноги отказывались идти. Километра за четыре до западного берега офицер, командовавший пополнением, остановил машину, груженную мешками с сахарным песком, и уговорил водителя взять меня и еще четырех заболевших бойцов.

На пути к Осиновцу случилось ЧП. Машина, на которой мы ехали, проезжала мимо одного из регулировочных пунктов, как вдруг дорожный патруль стал сигналить шоферу: «Остановись!»

Один из солдат, ехавших в кузове — рыжий, в замусоленной шапке, — перегнулся через борт и стал умолять шофера не останавливаться. Мы ничего не поняли. Патрульные, видя, что шофер не подчиняется приказу, стали стрелять в воздух. Шофер затормозил. Рыжий был белее мела. Он торопливо высыпал из карманов шинели сахарный песок. И тут мы все поняли: он продырявил один из мешков и сделал себе запасец за счет голодающих ленинградцев.

— Ах ты гнида! — сплюнул пожилой боец и, не говоря больше ни слова, ударил вора в лицо.

Тот только жалобно всхлипнул:

— Не погубите, братцы!..

Но тут подбежали патрульные. Они, оказывается, раньше нас заметили, как конопатый курочит мешок, и сняли вора с машины.

Дорога освещалась только слабым лунным светом. Наконец взору открылся полосатый Осиновецкий маяк, а затем и пологий ленинградский берег. Я облегченно вздохнул: ну вот, снова дома!

Когда нам осталось до берега метров триста, машину остановили для проверки документов и груза. После проверки шофер разогнал машину, и мы с трудом преодолели крутой подъем.

Работа шоферов на ледяной трассе была тяжелой и героической. Под разрывами бомб и снарядов в лютую стужу, в метель, ежеминутно рискуя провалиться под лед, они вели машины с тузами, в которых так нуждался Ленинград. О шоферах Ладоги ходили легенды. Мне рассказывали, как один водитель, у которого заглох двигатель, чтобы его разогреть, снял рукавицы, облил их бензином и поднес к мотору. Сам же крутил без передышки заводную ручку. Двигатель он завел, но пламя от рукавиц обожгло ему кисти рук. Адская боль не позволяла держать баранку руками. Тогда он повел машину, упираясь в руль локтями, но мешки с мукой довез.

Этот случай описала в стихах ленинградская поэтесса Ольга Берггольц:

      И было так: на всем ходу
      Машина задняя осела.
      Шофер вскочил, шофер на льду.
      — Ну, так и есть — мотор заело.

Ремонт на пять минут пустяк.

Поломка эта — не угроза.
Да рук не разогнуть никак:
Их на руле свело морозом.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
      И вот в бензине руки он
      Смочил, поджег их от мотора,
      И быстро двинулся ремонт
      В пылающих руках шофера.

Вперед! Как ноют волдыри!

Примерзли к варежкам ладони.
Но он доставит хлеб, пригонит
К хлебопекарне до зари.

Ленинградское небо

В новом полку нас встретили хорошо. Перед пополнением выступил начальник штаба майор Агарин; он поздравил нас с прибытием в 3-й полк аэростатов заграждения Ленинградской армии ПВО. Рассказал о большом значении аэростатов воздушного заграждения в системе противовоздушной обороны Ленинграда. Аэростаты прикрывали подступы к городу со всех направлений, да и сам город. Одно из направлений прикрывал наш полк.

И тут я понял, что меня, мягко говоря, обманули. Ведь я ехал на Ленинградский фронт, надеясь воевать в авиационном полку. Видел себя, по меньшей мере, в кабине самолета стрелком-радистом и вдруг — аэростаты. Подвел меня старший лейтенант, да и летные эмблемы в петлицах сбили с толку. Но армия есть армия, и приказ о назначении обсуждению не подлежит, тем более что я уже был зачислен в полк «для дальнейшего прохождения службы».

После войны в Центральном архиве Министерства обороны СССР я обнаружил любопытный документ. Это был приказ по 3-му полку аэростатов заграждения от 22 января 1943 года. В одном из параграфов было сказано: