Мальчишник

И вот плот на воде. Для испытания его ходовых качеств и грузоподъемности все, как один, забрались на палубу и радуемся тому, что баллоны под нами заглубились не более чем на вершок и между водой и палубой воздушная подушка в целых три пясти. Через любые перекаты пронесет нас вместе с рюкзаками, не застрянет и не обсохнет на мели.

Еще больше радуемся и удивляемся ходовым качествам плота: поддается гребям, точно лодка. В считанные минуты сгоняли с одного берега на другой и обратно. Значит, и на тихой воде можно будет его пришпорить как следует. В сущности, это и были две лодки, соединенные рамой в катамаран.

Забегая вперед, скажу, что и в деле он показал себя хоть куда: легко протаскивался через хрящеватые перекаты и снимался с подводных корг, а когда налегали на греби, убыстрял свой бег настолько, что вокруг заостренных гондол завивались струистые усы. Облаченные в матерчатые чехлы баллоны с блеском выдержали испытания на прочность — ни одного прокола, пореза или иного повреждения. В Усть-Войкаре мы смыли с них собранные по дну реки ил и тину, просушили на солнышке и, не снимая чехлов, свернули в две небольшие скатки, весившие по восемь килограммов каждая. Не замечательно ли — шестнадцать килограммов несли на себе не менее тонны? И еще понесут, еще послужат верой и правдой. Что с ними сделается, спрятанными на зиму где-нибудь в стенном шкафу или на антресолях?

Когда плот был пришвартован к родному берегу, все бросились поздравлять Главного с окончанием строительства, успешным завершением испытаний. Обнимали, целовали, жали руку. Выпятив живот и вознеся украшенную шляпой голову, он горделиво ответствовал:

— А я такой!

Пожал ему руку и я, и мне он сказал внушительно:

— Я такой!

Черт возьми, я и сам такой! Захваченный делом, терпеть не могу, когда другие не захвачены и суются под руку с дурацкими советами и замечаниями; напротив, люблю, когда другие крутятся в работе еще скорее меня, а поперечного и безучастного, бывало, до седьмого пота загоняю туда-сюда, чтобы научить его единодушию в общем деле.

Но все же об этом человеке надо еще подумать.

10

Прежде чем погрузиться на плот и двинуться в обратный путь, мы порешили подняться на одну из вершин Главного Уральского хребта. Сумрачной трещиноватой стеной замыкал он под небесами горизонт в десяти верстах от лагеря. По вечерам каменная громада укрывала от наших взоров торжественные северные закаты. Лишь малой закраиной растекалась заря расплавленным тагильским металлом над выветренными вершинами да еще будто в изложницах клокотала багровокипящим огненным варевом в разломах и седловинах.

Зачем подниматься на вершину? — может, спросит кто-то. — А незачем! — отвечу.

Но не есть ли лучшая из целей — подвигать себя на трудности и лишения, не имея в виду никакой корысти. Часто в таких случаях бываешь нечаянно сторицей вознагражден, открывая в себе на вымотавшей силы вершине новые возможности и драгоценные клады, о коих даже не подозревал.

Человек беспредельно богат и неисчерпаем. Сколько ни живи, до последнего часа хватит что открывать в себе, ибо многие наши дары упрятаны так глубоко, как не сокрыты алмазы.

Прежде ищите ценности в себе, тем больше потом найдете их вокруг.

Потратив утро на купание, завтрак и сборы, из лагеря мы вышли в одиннадцатом часу. Отправились налегке, прихватив в рюкзаки лишь двухдневный запас продуктов да спальные мешки. Остальное снаряжение запрятали под густой шатровой елью, упиравшейся в землю не только толстой шершавой ногой, но и кривыми нижними лапами. Плот разобрали по частям и тоже перенесли в лес.

День к этому часу разошелся уже вовсю. Млели от зноя деревья, истекали сквозь кожу янтарной слезкой, источали эфирный хвойный настой.

В низинках смачно хрустели под ногами пустотелые безлистные елочки хвоща.

На лесных еланях проламывались сквозь дебри кряжистых лопушистых пиканов, увенчанных тугими белыми кочанами соцветий. В детстве с молодых дудок пикапа мы снимали волосистый покров и не без пользы и удовольствия набивали ими пустое брюхо. Из старых дудок делали сопелки и брызгалки. Помнишь, Максимыч, как, набрав дождевой воды, гонялись друг за другом с зелеными брызгалками, соревнуясь — кто кого первым промочит до нитки?

Пикан зовут еще медвежьей дудкой, потому что не одни ребятишки любят полакомиться его сочной мясистой плотью — любят и таежные мишки. Я невольно оглядывался по сторонам, не испытывая никакого желания встретить лесного хозяина. Одного мы уже видели накануне. Всего-то в ста метрах от стоянки невозмутимо перешел он по мелководью речку, точно определенно знал: взят под охрану и теперь его не тронь. Интересно, сам-то он как настроен: так же дружелюбно-опасливо или по-другому?

Наверное, шагающий впереди Максимыч тоже думает о медведях, потому что вдруг на весь лес заиграл своим сладкозвучным голосом:

На медведя я, друзья,
на медведя я, друзья,
выйду без испуга,
если с другом буду я,
если с другом буду я,
а медведь без друга.