Разрумянившиеся, похорошевшие после ванны, принаряженные — в зеленом мешке несли не только продукты, но и туфельки, косынки, разноцветные нейлоновые парки, — девушки ожидали нас за накрытым столом, в центре которого дымилась шоколадным какао самая большая из имевшихся в хозяйстве кастрюль.
За завтраком я изложил план развлечений: посетить геологический музей — один из самых примечательных в городе, погулять по улицам и поехать обедать на дачу. Так, глядишь, и день промелькнет.
При виде драгоценных и полудрагоценных камней в остекленных витринах музея молодые латыши, особенно девушки, исторгали детски непосредственные, восторженные ахи и охи. На меня посыпались вопросы: что, где, откуда и как используется? Увы, на многие из них ответить я был не в состоянии. Неожиданно на помощь пришел одинокий посетитель, сутуло бродивший по залам музея с заложенными за спину руками. Дикая борода изобличала в нем геолога либо молодого ученого из того благородного роду-племени, что не от мира сего; в пользу последнего предположения склоняли и очки в массивной черной оправе.
— Простите, — не очень уверенно и, пожалуй, даже робко обратился он к компании разноцветных парок и косынок. — По вашему выговору можно заключить — вы из Прибалтики?
— Да, мы из Риги, — как бы пресекая дальнейшие приставания, холодно ответила гордоликая Зина дочь Айвараса.
— В таком случае позвольте быть вашим гидом. Я несколько причастен к выставленным здесь сокровищам. Как-никак — геолог и считаю своим долгом познакомить с ними таких приятных посетителей.
— О, пожалуйста! — обрадовалась распахнутая всей новизне мира несторожкая Гунта.
Заговорив о камнях, дикобраз буквально на глазах преобразился в совершенно другого человека: куда-то вдруг пропала сутулость, плечи расправились, дотоле скучные глаза засверкали за стеклами очков алмазным блеском, а голос налился уверенностью и силой, голос упивался самоцветными названиями камней, вызывая у слушателей трепетный холодок приобщения к чуду.
…Литотека, зеркало скольжения, оспенная руда, яшма сургучная, яшма сажистая, яшма мясная, вишнево-красный родонит-орлец, турмалиновое солнце, молочный опал, смарагд, лазурит, топаз, сапфир, гранат, исландский шпат, горный хрусталь… Черный горный хрусталь — это марион, фиолетовый — аметист, а желтый — цитрион. Хрусталь с волосяными вкраплениями рутила — волосатик, или, еще лучше, — волосы Венеры. Слоистый халцедон — агат, а красный — сердолик. Боже мой, какие слова! Стихи! Музыка! Аккорды, аккорды!
— Скажите, — спросил Биллс, — можно где-нибудь посмотреть здания, отделанные уральским камнем?
— Далеко ходить не надо. Выйдете из музея и сразу упретесь глазами в новое здание цирка. Там есть камни.
Слово «латыши», как «сезам», открывало все двери. Тотчас сами собой распахнулись они перед нами и в цирке. Стлались мраморные полы, тут и там зеркалами вставали простенки, выложенные яшмами, в больших полотнах представлялись они еще краше и заманчивее, чем в отдельных музейных образцах…
Перед калиткой дачи, несколько заробев оттого, что на этот раз привез гостей больше обычного, я круто притормозил и обернулся к следовавшим за мной разноцветным паркам и косынкам.
— Вот что, мальчики и девочки. Чтобы жену не хватил удар при виде такой большой толпы, мы на минутку разделимся на две группы. Конечно, сначала ей следовало бы представить девушек, но они все, как на подбор, раскрасавицы. Поэтому пусть сначала предстанут перед ней мальчики. Это ее успокоит и подготовит, а через минуту заходите и вы, девчата.
На задах огорода, на нежных мотыльковых крылышках, порхала над травой среди деревьев младшая дочь Ксения. Когда я занедужил, она еще в школу не ходила и скрывалась в траве с головою, а нынче уже перешла в шестой класс, и над метелками и головками соцветий не только мелькала ее русоволосая головка, но и золотились на солнце загорелые плечики. Обряженная в джинсы и с подобранными под косынку волосами, жена обирала в малиннике ягоды.
— Здорово, мать! — окликнул я ее. — Принимай гостей и не пугайся.
Когда она вышла из малинника, я представил ей гостей и коротко объяснил, откуда они и кто такие.
— Спешили к обеду. Про аппетиты таежных бродяг рассказывать тебе не надо. Сама бывала на Полярном Урале.
— Очень рада познакомиться, — протянула она руку.
— Но это еще не все, мать. Только цветочки — в порядке, так сказать, психологической подготовки. А ягодки сейчас явятся.
Самообладание не изменило ей и при появлении шестерых красавиц.
— Так даже лучше, — рассмеялась она. — Одна бы долго провозилась с обедом. Надеюсь, вы мне поможете?
— Обязательно, — с готовностью откликнулась Гунта, походившая без шапочки и с распущенными по спине переливчатыми светлыми волосами на сверстницу моей дочери-шестиклассницы; и сама Ксеня, верно, тоже принимала ее за свою сверстницу, ибо только на нее одну и смотрела влюбленными глазами.
— Тогда за дело! — скомандовала жена.