Сохранился у Поповых и паспорт Анны Александровны — ПУШКИНА АННА АЛЕКСАНДРОВНА, родилась в 1866 году, в Московской губернии, Серпуховского уезда, село Лопасня. Место постоянного жительства — Москва.
Сохранилась чашка, голубая с золотом и вставками-картинками. Слегка вытянутой формы — похожа на ковшик. Блюдечко, тоже вытянутое. Пудреница, темно-синяя и тоже с золотом и картинками. Флаконы для духов. Один — серый, по форме — маленькая амфора. Другой — плоский, розового цвета, похож на фляжку. Лорнетка серебряная, складная, с прямоугольными стеклами. Я ее раскрывал — изящная, хрупкая вещь. Лорнетка Марии Гартунг? У Анны Александровны, со слов Натальи Сергеевны Шепелевой, лорнетка была золотой. Мария Гартунг — видная, стройная, черное кружевное платье, звонкий молодой голос, походка легкая — была знакома со Львом Николаевичем Толстым. И впоследствии послужила «своей наружностью» прототипом Анны Карениной. Ее портрет помещен в экспозиции музея Л. Н. Толстого в Москве, в разделе создания романа «Анна Каренина». Даже передана Толстым в романе такая деталь — как нитка жемчуга «на тонкой крепкой шее».
Вещи, которые живут у Поповых, я держал в руках, разглядывал и слушал рассказ о них Андрея Леоновича и его жены Галины Петровны. Мы сидели за журнальным столом. На нем стояли все эти старинные предметы.
— Вы знаете, а ведь я когда-то пользовалась этой пудреницей, — говорит Галина Петровна. — Держала в ней пудру. Так вот было в те годы…
Галина Петровна преподаватель английского языка. Я видел фотографию, как бы официальную, где на костюме у Галины Петровны приколоты наградные планки: во время войны — она медсестра. Глаза у Галины Петровны светлые, голубые, и кажется, что война в них не заглядывала, а вот — тем не менее.
— Обратите внимание, какая туалетная коробочка… — Галина Петровна достает из шкафа и ставит передо мной салатного цвета небольшую, прямоугольную, с крышкой, туалетную коробочку. — Держала здесь мелочи. — И опять несколько смущенно улыбается: — Да, такие были простые годы, простое отношение к вещам, совсем непростым.
— Которые теперь уже и совсем непросты, — говорю я. — И с каждым годом встречаться будут все реже и реже.
Галина Петровна накрывает кофе — приносит чашки, тарелки с очищенными дольками апельсина, лимона, тортом, нарезанным продолговатыми кусочками. В альбоме были рисунки — долька очищенного апельсина. Лимон. У нас на столе, по совпадению, все это было. И осталась стоять на столе — из глубины времен — голубая чашка ковшиком, с картинками. Она — на столе и как бы входит в наш кофе на двадцатом этаже.
Гляжу на ее форму ковшиком и глубину цвета. Пью кофе, и кажется мне, мечтается, что, может быть, по утрам Наталья Николаевна тоже пила кофе из нежно-голубой чашки с картинками. И была Наталья Николаевна такой, какая она на рисунке Нади Рушевой, где лицо опущено и глаза чуть прикрыты. Золотая цепочка опоясывает лоб и прическу. Рядом сидит Пушкин в халате. Наталья Николаевна задумалась, чашка в левой руке, чуть опущена.
Александр Сергеевич говорит Наташе:
— Мне тоска без тебя.
Есть в малиновом бархатном альбоме картинка-силуэт: кавалькада из четырех всадников — дама, офицер и двое в цилиндрах. Направляются к человеку, небрежно стоящему у ограды, руки скрещены на груди. Можно предположить, что это Пушкин? Можно. А кто же дама? Наталья Николаевна любила и хорошо ездила верхом. В особенности такие прогулки совершались на даче, на Каменном острове.
Психея нежнейшая! Пожалей себя, пожалей нас, и святою воздержанностью спаси дом, мужа, самое себя от несчастья нависшей гибели…
Кто автор силуэта? Не граф ли Ф. П. Толстой, художник и мастер силуэтного искусства первой половины XIX века? Он любил выполнять силуэты для себя, для друзей. Часто делал их как раз в четком линейном ритме, как сделан и силуэт кавалькады в малиновом альбоме. В «Евгении Онегине», в четвертой главе, есть строка, посвященная Ф. П. Толстому, — Пушкин называет его кисть чудотворной.
Я встал, чтобы поглядеть на акварели, висевшие на стене.
На первой — мальчик осторожно по камням переводит через речку ослика, на котором сидит девочка в голубом платье и в большой белой шляпе. Сбоку на акварели помечена дата 1851. Размером картинка с лист ксерокопии из альбома. Рядом акварель — дом в горах. И еще акварель — тоже дом, высокая черепичная крыша. Приткнулась к дому небольшая повозка. Оба рисунка выполнены в светло-коричневых тонах. И последний, четвертый рисунок — в вольтеровском кресле сидит бабушка. Раскрыла книгу, углублена в нее. Напротив — юноша, может быть, внук. В белом парике, красном камзоле, зеленых штанах, белых чулках. Франт. Повернулся к нам. Сидеть с бабушкой для него — скучная история. Рисунок яркий, насыщенный красками. Год 1852-й. Имеется подпись А. Арнольд.
Эти рисунки из малинового альбома Андрей Леонович оставил себе на память. Пока что. И вот они передо мной, тоже свидетели далеких времен.
Андрей Леонович протянул мне фотографию с портрета Пушкина. Пояснил: