Мальчишник

4 июня 1941 года (это накануне Левиной записи) Гальдер занес в свой дневник: «В первой половине дня — обсуждение восточных проблем с начальниками штабов, находящихся на Востоке… Общие вопросы операции «Барбаросса». Тактические вопросы. Применение дымовых завес при форсировании рек… Ввод в бой пехотных дивизий с началом наступления танковых групп… Не стремиться к «локтевой связи» с соседом… Выдвинуть вперед противотанковую артиллерию. Прикрытие войск с воздуха… Наступление и преследование в ночных условиях. Опыт боев в Греции! Внезапность!» И все записи — опять старым стенографическим габельсбергским шрифтом.

А это пишет Лева:

Я только одного никак не могу разгадать, чего ради он (германский фашизм. — М. К.) готовит на нас нападение! Здесь укоренившаяся природная вражда фашизма к советскому строю не может быть главной путеводной звездой! Ведь было бы все же более разумно с его стороны окончить войну с англичанами, залечить свои раны и со свежими силами ринуться на Восток, а тут он, еще не оправившись, не покончив с английским фронтом на Западе, собирается уж лезть на нас. Или у него в запасе есть, значит, какие-нибудь секретные новые способы ведения войны, в силе которых он уверен, или же он лезет просто сдуру, от вскружения своей головы, от многочисленных легких побед над малыми странами.

Ну, Левка, Гальдеру и фюреру стоило бы заглянуть в твою тетрадь! Тем более — фюрер в декабре 1940 года заявил: «Следует ожидать, что русская армия при первом же ударе немецких войск потерпит еще большее поражение, чем армия Франции в 1940 году».

Уж если мне писать здесь все откровенно, то скажу, что, имея в виду у немцев мощную, питавшуюся многие годы всеми промышленностями военную машину, я твердо уверен в территориальном успехе немцев на нашем фронте в первую половину войны. Потом, когда они уже ослабнут, мы сможем выбить их из захваченных районов и, перейдя к наступательной войне, повести борьбу уже на вражеской территории. (Тут стоило бы заглянуть в Левину тетрадь и военному министру США Стимсону, который 23 июня 1941 года доложил президенту Рузвельту: «Германия сокрушит Советский Союз по меньшей мере за один месяц, а вероятнее всего, за три месяца».) Подобные временные успехи германцев еще возможны и потому, что мы, наверное, как страна, подвергшаяся внезапному и вероломному нападению из-за угла, сможем сначала лишь отвечать натиску вражеских полчищ не иначе как оборонительной войной.

Только на днях мы все это подробно прочитали — я, Вика и Олег. Некоторые из Левиных тетрадей я держал в руках еще до войны. Олег читал отдельные страницы, когда был у Юры Трифонова:

— Там, у меня в столе, Левкины дневники. Возьми погляди.

Олег раскрыл одну из тетрадей (Олегу тогда показалось, что тетрадей было шесть, но, может быть, Олег ошибся), прочитал несколько страниц. Решил, что потом мы с ним прочитаем все дневники детально, внимательно, когда Юра перестанет по ним работать. Но потом… потом шло время, и потом Юра умер. Куда делись тетради, мы не знали. Сейчас нам была предоставлена возможность побыть с ними. Правда, всего четыре дня: дневники принадлежат теперь режиссеру, снимавшему о Леве документальный фильм.

Какие мы пережили четыре дня! Читали вслух, по очереди. Каждый день до позднего вечера. Позвонили Зине Тарановой, Гале Ивановой, Розе Смушкевич, Нельке Лешуковой, Галке Виноградовой. Галка Виноградова (на школьном языке Виноград) вынесла ленинградскую блокаду, работала в госпитале, в операционной. И это сразу после девятого класса. Так сложились у нее каникулы. Почти у всех наших девочек «сложились» так каникулы, что девочки вскоре оказались медсестрами; Вику судьба привела в госпиталь на Волге.

Наша староста Зина Таранова сказала:

— Лева собрал всех нас, кого пощадила война.