Читаем Маленькая балерина полностью

- Что же, вы думаете, я никогда не сплю и не отдыхаю?

И хотя маленькая, воспитанная на хрестоматиях, думала именно так, она сказала:

- Нет, конечно. Но мы уже на даче, это очень далеко.

- Тем лучше.

Он сел с нею и начал раскуривать трубку, известную всей стране.

В первую машину сел суровый Сторов, со ртом, похожим на узкую щель; в задние машины тоже сели люди.

Кортеж тронулся. Узкая черная машина, в которой сидели маленькая и он, вылетела из ворот Боровицкой башни и помчалась по Волхонке, мягко зашелестела шинами по асфальту.

В красных вспышках трубки она видела его жестковатый профиль, сдвинутые брови, холодное выражение глаз. Потом он посмотрел на нее, и это выражение сразу изменилось, стало каким-то особенно мягким, почти трогательным.

- Больше никогда не танцуйте лебедя, — глухо сказал он, — вам нельзя.

- Почему?

- Вам нельзя гибнуть. Даже на сцене. Вы полны жизни, солнца, вы открыты этому небу и этим людям. И я не знаю, приходят ли когда-нибудь бурные мысли в вашу головку.

- Иногда приходят.

- Не верю, — сказал он.

Они ехали по Большой Пироговской. Тускло алели в темноте стены Новодевичьего монастыря и тяжко белел силуэт собора.

- Когда-нибудь вы будете великой, маленькая балерина. Но я не думаю, что даже тогда вы будете неискренни… Мне легко с вами… как с немногими… Старому хорошо среди таких, как вы.

- А если старше? — спросила она.

Сосед помрачнел:

- Из них мало кому можно верить, Нина. Человеку нельзя верить после двадцати пяти. Но вы не будете такой. И я сожалею, что у меня нет еще одной дочери. Такой, как вы.

- Почему сожалеете?

- Потому что вы пробуждаете в каждом веру в людей.

Вокруг уже мелькали перелески, светились во тьме, как свечки, стволы берез. Упругий ветер, насыщенный добрыми запахами ночи, бил в лицо.

- Хорошо, — сказал он.

- Вы знаете, — сказала маленькая, — позавчера я проснулась ночью и думала о вас. За окнами были деревья и ночь, и мне стало жаль, что вы не видите этого, сидя в тех старых стенах. И мне так почему-то стало жаль вас, что я даже немножко поплакала.

Человек опустил тяжелые брови, словно стремясь спрятать за ними глаза.

Машина свернула в дачный поселок, быстро промчалась спящей улицей, миновала березовую рощу на откосе и остановилась у калитки.

Здесь было всего пять дачек, на отшибе, и каждая на некотором расстоянии от другой. Дача родителей Нины была в глубине, за садом, по тропинке до нее было метров триста.

К ее удивлению, спутник тоже вышел из машины.

- Я провожу вас до крыльца.

- Что вы?! — испугалась она. — Не нужно. Вы и без того были так добры и внимательны.

- А если вас тут кто-нибудь обидит, на этой тропке?

- Что вы, здесь и березы свои.

- А я все же провожу.

Он шел рядом с нею, и она боялась так, что падало сердце, боялась за него. Мало ли осталось тех, недодушенных колючей ежовой рукавицей? А вдруг что-нибудь случится? Тогда нет ей прощения.

Но человек, казалось, ничего не замечал, шел и с наслаждением дышал теплым ночным воздухом, настоянным на ласковом запахе берез.

- Какой мир, — сказал он. — А усталость все сильней, девочка.

- Вам нужно море, много воздуха и травы, добрых людей вокруг.

- Людей? Возможно… если б эти люди были все, как вы.

Он помолчал немного и вдруг спросил:

- Есть у вас жених?

- Есть, — неожиданно для себя сказала она.

- Ему повезло. Кто он?

- Тот парень, что тогда танцевал "болеро".

- Красивый мальчик… Хороший?

- Хороший. И очень глупый. Наивный, — с нежностью ответила она.

- Это хорошо. Наивные не носят в сердце зла… Будьте счастливы с ним. Я помогу, чтобы вы были вместе… И, если пригласите, приду на свадьбу.

- Обязательно… обязательно, — сказала она. — Я даже не знаю, за что, за что вы так добры ко мне.

- Оставьте, — сказал он, — никакой я не добрый.

Они остановились перед дачей. Окна уже все были темными. Над садом, над крышей дома царствовала тишина.

- Ну, давайте простимся, — сказал он. — Я не стану заходить. Не надо беспокоить людей.

Маленькая уже совсем было ушла, но вдруг обернулась к нему.

- Я вас прошу, я вас очень прошу, — взволнованно сказала она, — не думайте, что людям нельзя верить… Вы ведь не думаете этого искренне, вы не можете так думать.

Человек стоял и смотрел на нее с затаенной улыбкой.

- Так можно? — спросил он наконец.

- Можно, — уверенно выдохнула она. — Они добрые.

- Хорошо, — грустно сказал человек, — прощай, дочка, спи спокойно… И не плачь по ночам о старых людях.

Он повернулся и пошел к калитке. Маленькая смотрела на него, и жалость к этому человеку, который шел в ночь, вновь сжала ее сердце.

А человек вышел из калитки и столкнулся со Сторовым. Тот стоял, сжав узкий, как щель, рот.

- Район довольно подозрительный, — сказал Сторов.

- Что, не нажрались? — довольно добродушно спросил человек.

Сторов посмотрел на него с преданной почтительностью и сухо — этот тон, как он считал, наиболее соответствовал его миссии верного охранителя — сказал:

- Дело, разумеется, не в том, чтобы арестовать. Дело в охране. Вы знаете, они всегда рады причинить зло тем…

И тогда человек тоже сузил глаза и настороженно обвел взглядом соседние строения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза