Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны

Марии казалось, что она устала, но любопытство скоро заставило ее забыть обо всем, когда Робин вел ее вниз по лестнице, прямо в глубины земли. Лестницей то, по чему они шли, назвать можно было только из вежливости, ступени были грубо вырублены в естественном каменном туннеле.

– Мама говорит, что когда-то давным-давно здесь тек ручей, – сказал Робин. – И он проделал туннель. А потом монахи вырубили ступени, чтобы побыстрее добираться до деревни в плохую погоду. Знаешь, все эти холмы полны туннелей и пещер. Наш дом на самом деле пещера. Вернее, несколько пещер. Наш дом ужасно смешной. Мама думает, что монахи сделали его для школы или больницы для деревенских жителей.

Они все шли и шли, и вот внезапно туннель кончился маленькой, низкой, круглой аркой, со вставленной в нее дубовой дверью такого размера, что в нее мог пролезть ребенок или кто-то очень маленький и худой. На двери был дверной молоточек в виде серебряной лошадиной подковы.

– Робин, – прошептала Мария. – Дверь такая же маленькая, как у меня в комнате, и на ней такая же подкова.

– Говорят, что люди, которые жили тут много веков назад, были меньше ростом, чем мы сейчас. Наверно, поэтому монахи сделали такую маленькую дверь. Я не знаю, кто прикрепил молоточек. Он тут уже был, когда мы с мамой обнаружили эту дверь, и мы поняли, что никто, кроме нас не знает ни об этой двери, ни об этом туннеле. Говорят, твой молоточек был повешен первой Лунной Принцессой.

Он толкнул дверь, задул фонарь и вежливо пропустил Марию вперед.

Внутри была смешная маленькая пещерка, похожая на комнату Марии в усадьбе, только меньше размером. В ней было только одно окно высоко в стене, через которое можно было увидеть кусочек неба. Маленькая комната была лишена каких-либо украшений. В ней стояла низкая деревянная кровать, покрытая лоскутным одеялом, большой комод и полка для книг. В дальнем конце комнаты была другая маленькая арка, на этот раз без двери. Мария хотела задержаться на минутку, чтобы посмотреть, какие книги читает Робин, но он ей не дал.

– Надо идти прямо к маме и переодеться, – скомандовал он и повел ее ко второй маленькой арке. Мария последовала за ним и обнаружила, что идет по узеньким ступенькам, ведущим в спальню Малютки Эстеллы.

– Робин! – в изумлении воскликнула она. – Робин! Так Малютка Эстелла твоя мама?

– Конечно, – как нечто само собой разумеющееся подтвердил Робин.

– А я-то думала, глядя на эти узкие ступеньки, что у Эстеллы муж из эльфов, – сказала Мария. – Но это она о тебе говорила, когда сказала «он».

– Мой отец не был эльфом. Он был простым смертным, адвокатом. Он был не из долины. Он и мама жили в городе с другой стороны от Райского Холма. Он умер, когда мне было только четыре года, и мама вернулась жить в Лунную Долину. Понимаешь ли, она жила здесь до замужества, а те, кто жил здесь, уже не могут быть счастливы где-нибудь еще.

Они уже спустились в спальню Эстеллы, и он позвал, обращаясь к той, что была внизу: – Мама, ты тут? Здесь Мария, и она промокла.

– Иду, – отозвался серебристый голосок Эстеллы, и в ту же секунду она была уже с ними, нарядная и красивая, и невероятно молодая для того, чтобы быть матерью Робина.

– Иди вниз, Робин, – сказала она, – и переоденься в сухую одежду, которая на кресле перед камином.

Робин повиновался, и Мария с Эстеллой остались одни в прелестной спальне Эстеллы.

– Снимай скорее все мокрое, Мария, – суматошным материнским голосом командовала Эстелла. – У меня есть для тебя подходящая одежда. Ее никто раньше не носил. Она не такая потертая, как мой костюм для верховой езды, который ты носишь.

Наполовину снявшая свое мокрое зеленое платье, Мария замерла и уставилась на Эстеллу, которая стояла на коленях перед дубовым комодом, роясь в его глубинах, чтобы найти платье, которое никогда не носили.

– Теперь я понимаю, – сказала она. – Это ты приходишь по утрам в усадьбу, пока я сплю и готовишь для меня одежду? И мой молитвенник – твой. И это ты сделала такие милые вещицы для моей дорогой мисс Гелиотроп. О, дорогая, почему ты так добра ко мне?

– В ту ночь, когда ты приехала, – сказала Эстелла, – я открыла большие ворота в каменной арке и впустила тебя. Ты меня не видела, но я тебя видела, и я полюбила тебя, как будто ты была моей родной дочерью.

– С того момента, как я увидела тебя, – сказала Мария, – я полюбила тебя, как если бы ты была моей матерью. Но почему ты не будишь меня и не целуешь, когда рано утром приходишь ко мне в комнату?

– Теперь обязательно буду, – сказала Эстелла. – Понимаешь, я прихожу тайно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я прихожу. Сэр Бенджамин и Мармадьюк Алли не выносят женского духа. До того, как появилась ты, они гордились тем, что ни одна женщина ногой не ступала в усадьбу вот уже двадцать лет. Не рассказывай им, что я прихожу, Мария.

– Я не расскажу, – пообещала Мария. – Но кто впускает тебя в дом?

– Кот Захария.

– Ой, – сказала Мария, и стащив наконец с себя мокрое зеленое платье, мокрые башмаки и чулки, маленькими беленькими ножками, высовывающимися из-под белой муслиновой нижней юбки, стала на пол.