Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны

Эстелла встала с колен и подошла к Марии, в руках у нее было что-то белое и переливающееся. Она подняла это вверх, оно развернулось, и Мария увидела потрясающее платье лунно-белого шелка. Это было самое красивое платье, которое она когда-либо видела, и она замерла от восхищенная, пока Эстелла одевала ее… Платье сидело великолепно.

– Это подвенечное платье, – сказала Эстелла. – Но я его так и не надела.

– Но почему? – в замешательстве спросила Мария. – Как можно не надеть такое платье на свою свадьбу?

– Когда я шила это платье, я собиралась выйти замуж за одного, а потом вышла за другого, – объяснила Эстелла. – Я была помолвлена с богатым джентльменом и сшила платье для свадьбы с ним. Потом мы поссорились, и я не вышла за него замуж. За бедного джентльмена я выходила в платье из вышитого муслина, которое куда больше подходило к образу жизни моего жениха… Ты выглядишь прекрасно, дорогая. Посмотрись в зеркало.

Мария подошла к старому зеркалу из полированного серебра, на этот раз без страха, потому что прямо за ней стояла Эстелла, глядя через ее плечо и улыбаясь, и увидела в зеркале рядышком два счастливых лица. То лунное сияние, которое зеркало дарило отражающимся в нем лицам, сделало их похожими, словно они были сестрами, что несказанно обрадовало обеих.

– Разве мы похожи? – закричала Мария. – Я дурнушка, а ты красавица, но в этом зеркале мы похожи.

– А мы и похожи, – сказала Эстелла. – Но не повторяй моих ошибок, какова бы ты ни была.

– А какие ты делала ошибки? – спросила Мария.

– Слишком много, чтобы тебе рассказывать, – ответила Эстелла, – но все они выросли из того, что я любила позлить других и сама не умела владеть собой. Никогда не зли людей, Мария, и не впадай в ярость.

– Я постараюсь, – пообещала Мария. – А можно, когда я буду выходить замуж, я надену это платье?

– Конечно, – сказала Эстелла. – Его даже не надо переделывать. Оно превосходно сидит.

Они спустились вниз и обнаружили, что Робин уже переоделся в сухое и сидит за чайным столиком с хлебом, маслом, медом, сливками и золотисто-коричневыми пряниками. Чайник пел на огне, белый котенок громко мурлыкал, и странная комната-пещера была теплой и уютной, согретой ярким огнем большого камина. Разложив сушиться мокрые вещи детей, Эстелла заварила чай в большом коричневом чайнике, они уселись и при виде вкусной еды почувствовали страшный голод. Робин, сидя напротив Марии за дубовым столом, разглядывал ее белоснежное одеяние. Как только она появилась, он встретил ее с нескрываемым изумлением, но поначалу был слишком занят едой, чтобы что-нибудь сказать. Однако, управившись с половиной буханки хлеба и изрядным числом пряников, он наконец заговорил. – Что за чудное платье, – сказал он с набитым ртом. – Я никогда не видел его раньше. Оно похоже на подвенечное.

– Оно и есть подвенечное, – ответила Мария низким голосом, потому что тоже была голодна как волк и расправлялась.с огромным куском хлеба, густо намазанного медом. – Это мое подвенечное платье. Я его надела, чтобы посмотреть, как оно сидит.

– Ты собралась замуж? – сердито спросил Робин, внезапно перестав жевать.

– Конечно, – ответила Мария и потянулась за сливками. – Ты же не ожидал, что я останусь старой девой?

– Ты собираешься замуж сегодня? – продолжал допрашивать Робин.

Но на этот раз рот у Марии был слишком набит, чтобы она могла ответить, и Эстелла, у которой не было такого аппетита, какой возник v детей от свежего воздуха, опасностей и физических упражнений, и которая деликатно ела тоненький кусочек хлеба с маслом, ответила за нее. – Конечно, она не выходит замуж сегодня, Робин. Она еще недостаточно взрослая для того, чтобы выходить замуж. Но когда она будет выходить замуж, она наденет это платье.

– Когда ты будешь выходить замуж, за кого ты будешь выходить замуж? – спросил Робин Марию.

Мария проглотила последний кусочек хлеба с медом, выпила последний глоточек сливок, склонила головку набок и задумчиво пила чай. – Я еще не вполне решила, – ответила она с притворной скромностью, – но я думаю, что выйду замуж за мальчика, с которым я познакомилась в Лондоне.

– Что? – взревел Робин. – Выйти замуж за жеманного лондонского болвана в шелковых носках, с напомаженными волосами и сладкой физиономией?

Пряник застрял у него в горле, и он закашлялся так сильно, что Эстелле пришлось похлопать его по спине и налить ему свежую чашку чая. Когда он снова заговорил, его лицо было абсолютно алым, не только от кашля, но и от ярости, ревности и удушья.

– И ты на такое осмелишься? – кричал он. – Ты… Мария… ты… если ты выйдешь замуж за лондонца, я сверну ему шею!

– Робин! Робин! – в ужасе восклицала его мать. – Я никогда не видела тебя в такой ярости. Я никогда не знала, что у тебя такой характер.

– Ну теперь ты знаешь, – разгневанно сказал Робин. – И если она выйдет замуж за парня из Лондона, я не только сверну ему шею, но я сверну шею всем и каждому, и я уйду из долины, перейду через холмы в город, откуда родом мой отец, и никогда не вернусь сюда обратно. Вот так!