— Роберта Кэттон. — В других обстоятельствах я бы наслаждалась моментом, чувствуя себя мисс Марпл. — Боб-Кэт, владелица закусочной. В тот день я видела и ее машину. Серебристый «Лендровер», точно такой же, как арендовали Уэсты. Номерной знак с буквами SNR. Чуть старше, чем машина Уэстов, но я не думаю, что трехлетний ребенок это заметит. Она возвращалась со стороны Дарвина, когда я выезжала на главную дорогу. В тот момент я не узнала ее, но заметила номер, а на следующий день увидела машину возле ее закусочной.
Лоб Скай прорезали морщины — она думает.
— Они должны были видеть ребенка, когда приехали к сараю.
Я качаю головой. Насколько я могу судить, Баррелл и Кэттон виновны только в супружеской измене, и у меня нет желания их за это наказывать.
— Не обязательно. Не забывайте, Арчи был испуган. Думаю, он выбрался из «Лендровера» и спрятался. Ведь он рассказывал о мужчине и женщине, когда вы с ним беседовали, правда? Мальчик прятался, пока они были в сарае, занимались тем, для чего приехали, а потом, как мне кажется, быстро разбежались. Оставшись один, он поступил разумно. Укрылся внутри, питался остатками еды, которую они там держали, а когда одиночество стало невыносимым, пошел к дороге. К счастью для всех, в это время там проезжали Каллум и Кэтрин.
— О, боже, бедный ребенок, — бормочет Скай.
Сэвидж проводит руками по лицу. Его ладони поблескивают от влаги.
— О’кей, звучит правдоподобно. Но это всего лишь теория.
— Которую мы, возможно, никогда не подтвердим. — Скай, насколько я вижу, все еще размышляет об испуганном малыше, брошенном посреди дикой местности. Кажется, у нее слишком доброе сердце, чтобы стать по-настоящему хорошим полицейским.
— Поговорите с Джорджем и Боб-Кэт. Пообещайте не разглашать их тайну, и я уверена, они признаются, что в тот день были в сарае и что Боб-Кэт приезжала на ферму Эстансия. Должно быть, они уже догадались, что это она привезла маленького Арчи к тому сараю.
— Но почему они молчали? — Скай все еще сомневается.
— Зачем рисковать, что об их романе узнают все? Арчи нашли, целого и невредимого. Наверное, они подумали, что чем меньше разговоров, тем лучше. Ах да, вот еще что… — Я сую руку в карман джинсов, вытаскиваю полиэтиленовый пакет и кладу на стол между собой и Скай. Она протягивает руку, но Сэвидж накрывает ее ладонь своей.
— Нужен пакет для вещдоков, — говорит он. — Что это, миссис Гримвуд?
— Песок. Я собрала его в четверг с заднего сиденья «Лендровера» Боб-Кэт. Готова поспорить, что такой встречается только на пляже в Эстансии. И он попал в машину с подошв Арчи Уэста.
— Допрос прерван в двадцать часов пятнадцать минут. — Сэвидж встает, находит еще один прозрачный полиэтиленовый пакет и кладет мой внутрь. — Вам принесут чашку чая, миссис Гримвуд.
Он выходит, за ним Скай, и я остаюсь одна.
На то, чтобы найти Боб-Кэт и Джорджа, уйдет пару часов, а может, и больше. Даже если они не станут отпираться, это долгая история. Полиция заглянет в машину Боб-Кэт — скорее всего, она ее не чистила, — и даже если предположить, что там обнаружится песок, для доказательства, что он из Эстансии, его нужно отправить на анализ в лабораторию. Все зависит от того, признаются ли любовники. Кэтрин я увижу не скоро.
Мерцающий синий свет на стене напротив окна говорит о прибытии по крайней мере одной полицейской машины. Я слышу, как она медленно объезжает здание.
Вскоре появится мой отец — потребует объяснить, что случилось и почему меня так долго не отпускают. Потребует свидания со мной. Полагаю, мне позволят отказаться, что я, разумеется, и сделаю.
Я больше никогда не встречусь взглядом с отцом, никогда не почувствую, что снова не соответствую стандарту, который он выбрал для меня на этот раз. Как говорится, нет худа без добра.
Снаружи все стихает. Полицейская машина уехала. Скорее всего, буйную толпу ненавистников Кэтрин уже усмирили. Скоро эта толпа переключится с Кэтрин на меня.
Пытаясь не прислушиваться к тиканью часов, я сижу и думаю о своих сыновьях, своих милых мальчиках, и о том, что я не увижу, как они растут. Я буду видеть их несколько раз в год, только через стол, такой, как этот. Смотреть в глаза, которые каждое свидание будут другими, пытаться найти в них остатки любви, но находить только осуждение и стыд.
Внезапно нахлынувшая боль так сильна, что приходится встать, пересечь комнату и прислониться к холодной твердой стене. Снаружи не доносится ни звука. И эта тишина почему-то кажется более зловещей, чем крики и топот ног, которые мы слышали раньше.
Часы отсчитывают последние секунды той жизни, за которую я продолжаю цепляться, и я думаю о Сандере и о том, что он всего этого не заслуживает. Он хороший человек, мой муж. Мудрый, трудолюбивый, верный. Готов на все ради семьи и очень, очень любит меня. Жаль, что я плохо старалась. В этом большом некрасивом голландце столько любви — почему я этого не видела, когда у меня был шанс?