На все это Жоффрей отвечал с присущей ему иронией, не забывая подливать де Модрибуру вина в бокал. Он видел, с какой смесью восхищения и неприкрытой похоти смотрел герцог на Анжелику с тех пор, как она спустилась в зал. Пейрак прекрасно понимал, что не вполне трезвый герцог может попытаться силой добиться благосклонности от девушки, и вряд ли кто-то сможет его остановить. Поэтому, не имея возможности помещать герцогу каким-то иным путем, Жоффрей решил напоить того до такой степени, чтобы быть уверенным, что с маленькой феей ничего не случится хотя бы сегодня ночью.
— Сударь, но говорят, что у Вас было множество любовниц по всему миру! — восклицал герцог. — Я ни за что не поверю, что их привлекала ваша искалеченная нога и шрамы.
Девушка, услышав о многочисленных любовница графа, вздрогнула и посмотрела на мужчину. Это открытие отозвалось в ней неприятным чувством ревности, что удивило саму Анжелику. Разве она имеет право ревновать графа?
— Возможно, потому что к женщине нужно относиться с уважением — к каждой, как бы она не выглядела, стара она или молода, богата или нет, — проговорил Пейрак, смотря на Анжелику. — А не относиться к ней, как к добыче.
— Глупости! Женщина рождена, чтобы подчиняться мужчине. Так же, как лошадь или собака! — с громким стуком опустив бокал на стол, возразил герцог.
Вино наконец одолело де Модрибура, и он, уронив голову на грудь, раскатисто захрапел. Анжелика, не обращая внимания ни на какие правила этикета, тут же выскочила из-за стола и выбежала во двор. Весь вечер ей казалось, что она задыхается — украшение жгло нежную кожу, не давая дышать. В нем она чувствовала себя рабыней, оно было словно публичный знак её неволи. И сейчас нервными движениями, царапая пальцы об острые грани драгоценных камней, она пыталась снять с себя злосчастное ожерелье, но оно упрямо не поддавалось. Свобода, ей нужна была свобода! Свобода самой решать свою судьбу, влиять на события вокруг, говорить и делать то, что она хочет, а не быть послушной марионеткой в руках Провидения. Именно невозможность повлиять на ситуацию, громко и отчетливо сказать «нет» ненавистному жениху, душила её.
Воздух в легкие входил рывками, а застежка никак не хотела поддаваться. Анжелика все с большим остервенением рвала на себе украшение. Слезы злости на герцога, на отца и на саму себя застилали глаза. Девушка и не заметила, как сзади к ней подошел граф. Он едва уловимым движением пальцев расстегнул застежку ожерелья, и оно упало в руки девушке. Анжелика вздрогнула от неожиданности.
— Тише, сударыня, поберегите свои прекрасные пальчики, — прошептал де Пейрак. — Вы отлично держались сегодня. Я был удивлен Вашей выдержкой. Клянусь честью, даже мне было сложно выдерживать общество герцога так долго!
Голос графа подействовал на нее как-то странно, словно натянутая до предела струна наконец оборвалась. Плечики девушки дрогнули, она опустила голову и расплакалась. Жоффрей развернул ее к себе лицом и притянул к своей груди. Его совершенно не волновало, что кто-то из слуг или хотя бы тот молодой конюх, что привел его коня, увидит их в таком двусмысленном положении. Ладонь графа легко прошлась по волосам девушки и опустилась ей на спину. Анжелика замерла от этой неожиданной ласки, не зная, как реагировать. Она с удовольствием вдыхала уже знакомую ей смесь запахов табака и фиалок и постепенно успокаивалась.
— Не нужно плакать, мадемуазель де Сансе, — тихо произнес мужчина, с нотками нежности и затаенной грусти в голосе. — Я избавлю Вас от этого брака, даже если мне придется вызвать герцога на дуэль. А сейчас идите спать и заприте дверь покрепче.
Всего лишь на миг губы де Пейрака коснулись макушки девушки:
— Добрых снов, Анжелика.
Он выпустил её из своих объятий, и не оборачиваясь, направился к своему коню, который уже в нетерпении переминался с ноги на ногу, ожидая хозяина. Взгляд графа на миг встретился с горящими ненавистью глазами конюха, который тут же поспешил склонить в почтительном поклоне голову, но его ладони, судорожно сжатые в кулаки, недвусмысленно выдавали его состояние. Де Пейрак, на секунду удивившись, что же могло так разозлить слугу, вскочил на лошадь и направился к домику управляющего поместьем Плесси-Бельер.
Стемнело, но это нисколько не беспокоило всадника. Он уже успел изучить дорогу, и поэтому, пустив коня в галоп, стал размышлять о маленькой фее, образ которой, стоящей в свете свечей на верхней ступеньке лестницы, до сих пор будоражил его воображение. И сердце мужчины, до сегодняшнего дня привыкшего легко разбивать женские сердца, вдруг впервые дрогнуло.
***
Анжелика, удивленная произошедшим, еще несколько минут простояла на улице, позволяя ночному ветерку остудить ее пылающие щеки. Она окончательно запуталась в происходящем.