Маленькая фигурка моего отца

Потом я еще сфотографировал дверь в подъезд, и эркер, и вдруг вспомнил с внезапно охватившим меня ужасом, что с его карниза, поврежденного попаданием снаряда, когда-то сорвалась наша черная кошка Мурли. Едва услышав, как скрежещут по жести когти, я за бесконечно долгие доли секунды осознал: кошка падает. И мне ясно представилось, что это падаю я: ведь, сколько я себя помню, я всегда воображал себя черной кошкой, особенно этой, любимой. Но вопреки всему я надеялся, что она выживет, так как взрослые часто говорили: «У кошки девять жизней» и «Кошка всегда падает на лапы».

Следующей я сфотографировал, сам не знаю зачем, кондитерскую на углу. Позже меня осенило: точно, я же однажды в детстве пробежал голышом от подъезда до этой кондитерской и обратно. Фриди, дочка консьержа, стала меня поддразнивать: «Вот Фрицхен не боится, а ты боишься!» Что же мне оставалось, чтобы не опозориться в глазах соперника? — я снял плавки (день был летний, жаркий) и бросился бежать. Благополучно промчался до кондитерской, повернул и кинулся обратно. Но когда я почти добежал и Фриди уже одобрительно мне улыбалась, я увидел старуху. Она сидела на раскладном табурете у соседнего дома, вязала, грелась на солнце, а заметив мой болтающийся член, истерически завизжала. Я с разбегу влетел в подъезд и кинулся вверх по лестнице, оставив плавки в углу, там, где их снял.

Детей турецких гастарбайтеров сегодня было не видно, но в ушах у меня до сих пор раздавался ритм считалки, которая в прошлый раз и заставила меня обратить на них внимание. Удостоверившись, что ближайший прохожий еще далеко, я снял гладкое место у балерины между ногами, вплотную поднеся камеру. Перед балериной был маленький овальный скверик, разбитый вокруг небольшой клумбы; тут отец научил меня кататься на велосипеде. Он бежал за взятым напрокат велосипедом, придерживая меня за седло, и в конце концов незаметно отпустил, а я продолжал как ни в чем не бывало крутить педали.

Я довольно прошел мимо монастыря Сердца Иисусова и даже сумел быстренько его снять. Я сфотографировал Иисуса, благословляющего прохожих у входа в мою начальную школу, и внезапно вспомнил примитивные, но чем-то одновременно притягивающие и пугающие картинки из учебника по закону Божьему. Особенно меня привлекали те, что изображали грехопадение и Всемирный потоп. Как сейчас помню, я долго раздумывал, почему Ева, целомудренно окутанная длинными волосами, на картинке протягивает Адаму именно яблоко.

По пути к Дунайскому каналу через Вассергассе я опять увлекся разглядыванием канавок между булыжниками и опять старался на них не наступать. Я все же сел в лодку-паром, однако, когда мы, гораздо быстрее, чем это происходило в моих снах, стали приближаться к противоположному берегу, я погрузился в созерцание проволочного троса и бегущих по нему роликов. «Что если трос оборвется, — подумал я, и мне показалось, будто эта мысль приходит ко мне в стотысячный раз, — и нас просто понесет вниз по течению?» А потом я вдруг увидел Фриди и себя, нам было лет по пять, мы сидели на берегу и опускали на воду деревянный кораблик, и я знал, что бумажный шпагат, на котором держится кораблик, постепенно размокнет.

На другом берегу, возле Пратера, я пошел не к пешеходному мосту Гасштег, как собирался вначале, а в противоположную сторону. И вдруг увидел, как отец, выйдя из кустов, обнажается перед мамой. Это длилось одно мгновение, я играл (с Фриди?) внизу, у воды, почему же именно в этот миг я обернулся? Отец, не склонный к ханжеству, рассмеялся, мама тоже попыталась было улыбнуться, но ужасно покраснела. У меня над головой носились и пронзительно кричали птицы, вероятно, чайки. Ну, конечно, чайки, — они взлетали с маслянисто-серой воды канала и вновь опускались на нее. От шума их крыльев и криков у меня закружилась голова, я старался на них не смотреть, идти и разглядывать свои ступни. Потом, по-прежнему оцепенелый, с тяжелой головой, я добрел до УРАНИИ[49] и тут заметил памятную доску в честь канатоходца.

— Да, — говорит отец, — это было вскоре после моего возвращения из Марамарош-Сигета. Канатоходец Айземан с помощью пожарных натянул канат от конторы Дунайской пароходной компании на правом до частного дома на левом берегу Дунайского канала. Разумеется, журналисты слетелись как мухи на мед, и Айземан еще до начала самого выступления устроил для нас показательную репетицию. Он прошелся по канату, исполнил танцевальные па, элегантно ступая сначала правой, потом левой ногой, раскачал канат, едва заметно обозначил переменный шаг, продемонстрировал прыжки ногами врозь и даже рискнул сделать сальто.