Маленькая консьержка большого дома

— Ой, пока не забыла. Во-первых, за тобой стенгазета к Первому мая. Мой тебе совет — расширь редколлегию. Последняя газета, прям не очень. Во-вторых, попроси Саята из параллельного, чтоб на 9 мая, когда придут ветераны, он принес свой фотоаппарат. Он классные фотки делает.

— А сама чего не попросишь?

— Вообще-то я секретарь и должна давать обще-руководящие указания. А не бегать за каждым и просить. Сделаешь? — она положила руку Вере на плечо. — Это дело всей школы. Достойно встретить День Победы. Ты ж понимаешь.

— Нет, блин, ни фига я не понимаю — огрызнулась Вера.

— Не надо так! Поручения я тебе дала. О готовности отчитаешься в четверг, на комитете. Ну, теперь давай, предсказывай. Правда, я во всё это не верю! Но мало ли…

— После школы ты поступишь в нархоз. На втором курсе бросишь учиться. Родители пристроят тебя секретаршей в Загс. В девяносто шестом твой гражданский муж оставит тебя залогом за свой картежный проигрыш. Тебя убьют. Всё.

У Ники вытянулось лицо, в глазах появилось жесткость, губы сжались, подбородок задрожал.

— Ахметова, что за бред ты несёшь? Совсем с ума сошла? Какая секретарша? Какой картежный долг? Ты считаешь, что в нашей стране такое возможно? У нас, где жизнь простого человек всегда на первом месте. Кто позволит каким-то бандюгам просто так взять и убить?

Вера молчала. Объяснять ничего не хотелось.

— Вера, я надеюсь, ты оставишь эти глупости. Понимаю, у каждого должно быть хобби… Но! Каждый человек — хозяин своей судьбы и нам дана свобода выбора что делать со своей жизнью…

— Да в том-то и дело. Я даю тебе такую возможность, а ты…

— Какую еще возможность? Ты-то тут при чём? Возможности нам дает наша страна.

— Ты действительно такая тупая или прикидываешься?

— Вера, хорошая комсомольская характеристика ещё никому не помешала. Ты собираешься в институт поступать? Я — да. И приложу к этому немало усилий. В том числе и по комсомольской линии. Ты меня понимаешь? А если ты ещё раз устроишь подобный цирк с гаданием — поставлю вопрос на собрании — Ника долго и внимательно посмотрела на Веру и ушла.

— Фууу! — шумно выдохнула Вера — как же я от вас устала. И вздрогнула. Рядом возникла Саида.

— Ну, как все прошло?

— Она ещё спрашивает. Я — как выжатый лимон.

— Спасти никого не удалось?

— Я — пас! Пусть каждый спасает себя сам. Они такие… странные. Я хочу как лучше… но до них не достучишься. Может ты как-то сможешь? У тебя-то возможностей побольше.

— А, нет! Ничего не выйдет. Как видишь, есть вещи предопределенные.

— Тогда какого ты меня сюда отправила, если знала все наперёд?

— Это не для них. Для тебя. Чтоб поняла — то, что прошло не переделать.

— Не этого я ждала. Думала тут… здорово. А здесь все по-другому, не так как я помню.

— Так ведь и ты другая. А память… она ж услужливая. Подсовывает так, как тебе хочется. Флёра ностальгического подпустит, ты и рада.

Они помолчали.

— Да, нечего мне тут делать. Хочу домой. Кота кормить, мужа любить. Или наоборот — вздохнула Вера и вдруг совсем по-детски спросила — А крылья ещё раз покажешь? — и взглянула на Саиду.

Та засмеялась — сначала тихо, потом громче. Смех был таким заразительным, что Вера начала улыбаться, а потом и сама захохотала — свободно и весело.

Глава 5

Кто неверен — выйди вон

— А знаете почему Каренина бросилась под товарняк, а не под пассажирский поезд? — Арман обвёл гостей оживленно-смеющимся взглядом человека, выпившего бутылочку хорошего французского вина.

В просторной светлой комнате, за празднично накрытым столом сидели пятеро. Все — старые друзья, пожизненно объединенные школьными годами и дворовым детством. Знали друг друга до донышка, понимали с полуслова.

— Ой, как интересно! — иронично отозвалась Юля, близкая подруга хозяйки дома — вопрос не в том, подо что она кинулась. Вопрос — почему?

— Под пассажирскими вагонами в то времени были огромные ящики для багажа. Так что: «Туда на самую середину», между передними и задними колёсами, как она хотела, не получилось бы. А вот почему — очень просто! У Анюты был синдром бешеной матки, то бишь истерия. Так, уважаемый психоаналитик? — Арман хлопнул по плечу своего близкого друга, Ильшата. Субтильный Ильшат поправил очки и как всегда размеренно ответил:

— Таких диагнозов сейчас нет. Исключили из всех классификаций уже лет тридцать. Как ущемляющие права женщин.

— Да ладно! То есть бешеная матка есть, а диагноза нет? — Арман ухмыльнулся и налил в фужер, стоявший перед ним красное вино.

— У Карениной была, скорее всего, депрессия. Она вроде незадолго до этого родила. И морфин принимала. Но так ставить диагноз не берусь. Тесты надо провести, понаблюдать за пациентом. Я с живыми работать не успеваю, а ты мне еще книжных героев подсовываешь. Зачем?

— Да вот боюсь, как бы у моей благоверной этот синдром не развился. Признаки имеются. Задумываться стала. А это — вредно!

Жена Армана, Аида сидела на другом конце стола, ближе к двери. Она молчала, перебирала тонкими пальцами салфетку. Юля раздраженно произнесла:

— Эта твоя манера — говорить о людях, как будто их тут нет — отвратительна. Неужели не понимаешь, что это — хамство?