Маленькая консьержка большого дома

— Ну — другой разговор. Значит так. Выбираешь день и час. Побудешь там, то, что хотела сделаешь и назад. Здесь ничего не изменится, никто ничего не заметит. В общем, банальная процедура.

— В смысле — банальная — изумилась Вера — я что ли, не одна такая.

— Да ты не представляешь сколько их — желающих по времени погонять. И заканчивается по-разному. Кто-то опыт получил — сидит, помалкивает. Кого-то в дурку определять приходится. Кто-то начинает фантастические книжки строчить. Люди ж разные.

— Я в дурку не хочу!

— Не хочешь, не попадешь. Меньше слов — больше дела. Называй день и час.

— А… даже не знаю. Ну, допустим… Когда я училась в девятом классе… Э-э-э. двадцать второе апреля.

— Ох ты! Сакральная дата октябрят. Ну ладно! Время?

— М-м-м. Восемь двадцать утра.

Стены закружились. Вера оказалась посреди какого-то бешеного волчка. Дыхание перехватило. Она закрыла глаза и стала куда-то проваливаться. «Сейчас потеряю сознание» — мелькнуло в голове. И вдруг голос — издалека, вначале еле слышный. Постепенно он нарастал. Ребёнок читал стихи. Вера успокоилась и открыла глаза. Небольшой холл, из окон — яркие лучи. Со всех сторон — дети.

— Кто он был? Вождь,

Земной Вожатый народных воль,

Кем изменен путь человечества?

Кем сжаты в один поток волны времен? -

Писклявый голос неприятно звенел в ушах. Вера огляделась. Узнала холл перед кабинетом географии на втором этаже. Напротив, две пигалицы в пионерских галстуках держали самодельный плакат. Вера прищурилась и прочла: «Дело Ленина будет жить!». «Э, да это линейка в честь его дня рождения». Довольная, она стала крутить головой, отыскивая своих. Вздрогнула от неожиданности, когда стоявший рядом белобрысый шкет завопил:

— Мир новый — общий океан

Растет из бурь октябрьских

Ленин на рубеже как великан.

Земля! Зеленая планета!

Ничтожный шар в семье планет! -

«Почему же ничтожный?» — изумилась Вера. Но шкет был неумолим.

— Твое величье — имя это,

Меж слав твоих — прекрасней нет! -

Белобрысый смолк так же неожиданно, как и начал. Повисла тишина, которую нарушил крик с улицы: «Да я ж тебя, щас! А ну, пошёл отсюда, мать твою за ногу!». Вера прыснула, но все остальные будто ничего не слышали. Откуда-то прилетел шёпот: «Ахметова, Ахметова, продолжай!» Фамилия была знакома. Шёпот не унимался: «Ахметова, «Он умер, был одно мгновенье! Он умер… Ахметова!». Отчитавший своё, белобрыс двинул её локтем в бок. Вера похолодела: «Чёрт! Ахметова — это ж я!». Впервые за тридцать лет к ней обращались по девичьей фамилии. «А что читать-то?» — окинула она растерянным взглядом линейку. Пауза затянулась, комсомольцы и пионеры задвигались, принимая положение «Вольно». Кто-то недовольно бурчал. И опять: «Ахметова, «Он умер, был одно мгновенье!». Она глубоко вдохнула и выдала:

— Ленин всегда живой,

Ленин всегда с тобой

В горе, надежде и радости…-

Иссякнув, замолчала. «Слава тебе, Господи!» — продолжил шёпот — «Сидоркин, ты — следующий». Невысокий черноволосый толстячок в здоровенных очках грянул неожиданно густым баритоном:

— Проходит ночь.

И над землей всё шире заря встает, светла.

Не умер он: повсюду в этом мире живут его дела…-

Свистопляска продолжалась минут пятнадцать. В конце выступила завуч по воспитательной работе — Сауле Ильясовна. Она же — автор праздничного монтажа и хозяйка направляющего шёпота. Завуч восторженно поздравила всех с «этим прекрасным днем». Оказалось, что «сама природа радуется и празднует», а все присутствующие — «не просто дети, но наследники идей Владимира Ильича».

Достаточно было одной фразы: «Все свободны! Марш — по классам!» как стройные, четкие ряды линейки расползлись подобно куче муравьев, на которую брызнули водой.

Сзади кто-то больно дёрнул Веру за волосы. «Ай!» — она обернулась. Динка, лучшая подруга. В школьной форме, с длиннющей косой. Под мышкой — кожаная папка, раздутая учебниками до невероятных размеров.

— Ахметова — позорница! Переволновалась что ли? — глаза озорно улыбались. — Пошли в класс, сейчас получишь от наших. Химичка умотала на какое-то торжественное собрание. Математик — заболел. Так что два урока — гуляем. Саулеша просила в нашем кабинете пересидеть. Скинемся, кого-нибудь за пончиками пошлём — лафа!

Кабинет химии был просторным, с окнами на всю стену с одной стороны и шкафами для верхней одежды и сменки — напротив. Рядом с черной школьной доской — небольшая дверь в подсобку. Ободранные парты, кривоногие стулья. В простенках между шкафами — стенды. На одном под названием «Миру — мир!» — приклеенные газетные статьи. «Америка Рейгана — Америка для богатых!». Вера уселась за свою парту. Класс был в полном сборе. Ей стало тепло и уютно. Равномерный гул, в котором иногда выделялся чей-то смешок привел её в умилительно-блаженное состояние. В углу возникла Саида и постучала пальцем по кисти левой руки, напоминая, что времени маловато. «И как же я поведаю этой ленинской смене о том, что дальше будет? — ужаснулась Вера — они же не поверят, заклюют. А то и отправят куда надо. Как провокаторшу. Что делать-то? Так, о социальных катаклизмах помолчу, буду вещать только о личном».