Маленькая принцесса

— Господи! — сказал он. — И то правда. Я неделями не спал. Я сходил с ума от страха. Когда я бежал из дому, мне казалось, что какие-то мерзкие чудища глумятся надо мной.

— Вот видите, — сказал Кармайкл. — Можно ли рассуждать здраво, если сходишь с ума?

— А когда я пришел в себя, — продолжал Кэррисфорд, — Кру уже умер, его похоронили. Видимо, я ничего не помнил. Я не помнил про девочку несколько месяцев. Даже потом все было как в тумане.

Он помолчал и потер лоб.

— Иногда мне кажется, что Кру говорил о какой-то школе. Не иначе, как говорил. А вы что думаете?

— Мог и не говорить. Вы даже не знаете, как зовут его дочь.

— Он называл ее Хозяюшкой. Мы тогда свихнулись на этих проклятых приисках. Мы только о них и говорили. Если он все-таки назвал школу… я забыл… забыл и никогда не вспомню.

— Не мучайтесь, — сказал Кармайкл. — Мы ее найдем. Для начала будем искать добросердечных москвичей. Да, ей припоминалось, что живут они в Москве. Что же, я туда поеду.

— Я бы поехал с вами, — сказал Кэррисфорд, — но что я могу? Сижу тут, кутаюсь, гляжу в огонь… Мне кажется, что оттуда глядит молодой Кру, и что-то спрашивает. Иногда он мне снится, и спрашивает все о том же. Можете вы угадать, о чем?

— Не совсем, — тихо ответил Кармайкл.

— Он говорит: «Том, Том, где моя Хозяюшка?» — Кэррисфорд схватил друга за руку. — Я должен ему ответить. Помогите мне!

По другую сторону стены Сара беседовала с Мельхиседеком, который пришел за своим ужином.

— Сегодня мне еле-еле удалось быть принцессой, — говорила она, — очень было трудно. Это всегда трудно, когда на улице холодно и грязно. Лавиния смеялась над моей грязной юбкой, и я чуть не сорвалась. Нельзя отвечать на грубость, если ты принцесса. Надо прикусить язык. Я прикусила… Какой сегодня холод, Мельхиседек… И ночью не станет теплее.

Она опустила на руки черноволосую головку.

— Папа, — прошептала она, — как давно я была твоей Хозяюшкой!

Вот что происходило в тот день по обе стороны стены.

Глава XIII. ОДНА ИЗ ПОДДАННЫХ

Зима была тяжелая. Иногда Сара просто пробиралась сквозь снег; иногда (это было похуже) снег таял и смешивался с грязью; иногда туман был настолько густым, что фонари горели весь день и Лондон выглядел точно так, как однажды, много лет назад, когда кэб пробирался сквозь мглу, а Сара и ее отец сидели в нем. В такие дни окна Большого Семейства светились особенно уютно, и кабинет индийского джентльмена сиял теплом и яркими красками. А вот на чердаке было хуже некуда. Оттуда больше не были видны восходы и закаты, да и звезды куда-то скрылись, думала Сара. Серые или бурые тучи нависали низко, иногда из них сочился дождь. Часам к четырем, даже без тумана, становилось темно, и если приходилось идти на чердак, Сара зажигала свечку. Служанки в кухне падали духом, а потому — ругались. Бекки гоняли туда и сюда, словно рабыню.

— Если б не вы, мисс, — хрипло говорила она, добравшись до чердака, — если б не вы, и не Бастилия, и не наши камеры, я б умерла. И до чего ж все похоже! Хозяйка — одно слово, тюремщик. Кухарка — та ее помощник. Расскажите мне, мисс, про этот подкоп, который мы роем под стенкой.

— Лучше бы что-нибудь поприятней, — говорила Сара. — Завернись в одеяло, и я завернусь, и сядем поближе на кровать. Я расскажу про тропический лес, где жила обезьянка. Когда она сидит у окна и печально смотрит на улицу, я знаю, что она думает о том, как качалась на хвосте от пальмы к пальме. Интересно, кто ее поймал, и осталась ли у нее семья, для которой она рвала кокосы?

— Это и впрямь поприятней, мисс, — шептала благодарная Бекки, — даже в Бастилии не так холодно, когда вы про нее говорите.

— Ты просто отвлекаешься, — объяснила Сара, укутавшись так, что из одеяла высовывалось только смуглое личико. — Я это замечала. Когда телу плохо, надо увести куда-нибудь ум.

— А вы умеете? — спрашивала Бекки, восторженно глядя на нее.

— Как когда, — отвечала Сара. — Если получится, все в порядке. Надо бы нам побольше стараться, тогда бы непременно выходило. Я теперь много упражняюсь, и все легче и легче. Когда уж очень плохо… ну, ужасно… я думаю, что все-таки я — принцесса. Я говорю себе: «Да, принцесса, а еще и фея, значит — никто меня не в силах обидеть». Ты представить не можешь, как это отвлекает, — и она смущенно засмеялась.

Часто приходилось ей отвлекаться, часто — представлять себя принцессой. Но хуже всего было в тот ужасный день, который (думала она потом) не забудется до самой смерти.