Маленькая рыбка. История моей жизни

Его шутки были ужасно неуклюжими. Такой утонченный во всем, он, казалось, понятия не имел, как разговаривать с детьми. Я хотела, чтобы мы были близки, но его слова порой приводили меня в замешательство. Я не знала, что ответить. Возможно, именно это мама и увидела у меня на лице.

Позже она сказала, что его шутки в тот вечер, развязность и то, что мне было явно не по себе с ним на кухне, ее удивили. У меня был потерянный вид, сказала она, а не уверенный, как обычно. Она договорилась, чтобы по вечерам в среду я оставалась у подруги, и сообщила мне, что вместо этого он будет приходить в гости и кататься со мной на роликах. Я решила, что меня это устраивает.

Мелкая рыбка

♦

В следующем доме – классическом одноэтажном калифорнийском бунгало – за время моего детства мы прожили дольше всего – целых семь лет. Он находился на Ринконада-авеню в Пало-Алто – единственный дом на небольшом участке, с тремя спальнями, двумя ванными и гаражом, который мама позже превратила в мастерскую. Это был настоящий дом, желтого цвета с лазурным кантом и синей дверью. Спереди он был симметричным, заасфальтированная дорожка делила лужайку надвое. На фасаде было два окна, а под ними – полоска голой земли, где мама позже посадила разноцветные недотроги. С одной стороны от подъездной дорожки росло земляничное дерево с шершавой, чешуйчатой корой и яркими плодами. Поначалу мы совсем не подозревали о том, но во время осенних дождей они стали падать на лужайку и лопаться, оставляя вязкую оранжевую слизь, которую мы стирали с обуви целую вечность. За задней дверью была беседка, вся заросшая глицинией; когда та цвела, там пахло мылом и конфетами, и на запах прилетали пчелы.

Перед нашим переездом человек, отвечавший за состояние помещений отцовской NeXT, помог нам сделать ремонт. Он был добрым, худым и высоким, как каланча. Он наклонялся, когда говорил со мной, и разрешил мне выбрать раковину в ванную и линолеум на пол. У него был пронзительный смех и большой острый кадык, тревожно подпрыгивавший и опускавшийся. Под его руководством в доме перекрасили стены, заново отполировали и осветлили деревянные полы, положили линолеум на кухне и в ванных комнатах, на окна повесили металлические жалюзи. Раковина, что я выбрала, расширялась кверху и выглядела по-царски.

Мама купила набор энциклопедий с изображением чертополоха на корешках, и когда возникал какой-нибудь вопрос, она подбегала к книжной полке, доставала одну и, разделяя позолоченные края страниц, читала вслух нужную статью.

У нее была гардеробная. Небольшая – возможно, даже слишком маленькая, чтобы называться гардеробной, но туда можно было зайти и повернуться вокруг себя, поэтому мы ее так называли. Там были перекладины для плечиков и сетчатые полки для одежды. Еще у мамы была своя маленькая ванная со слуховым окошком под потолком.

Однажды, стоя в ванной, она показала мне свой новый кошелек.

– Из «Нейман Маркус», – сказала она. Я внимательно осмотрела его, подставив под падающий сверху из окна свет: сшитые вместе вертикальные полоски кожи серовато-коричневого цвета, светлее по краям, и каждая наморщена в середине, будто через нее продели нитку. Это была самая мягкая кожа, какую мне доводилось трогать, восковая на ощупь.

– Кожа угря, – пояснила мама. – Ужасно, правда? Угри!

– Как шелк, – ответила я. – Или масло.

– Знаю. Ты посмотри сюда, – она показала мне металлическую застежку размером с монетку. Я почувствовала, что это магнит: половинки сами собой нашли друг друга и защелкнулись.

Насколько я знала, у мамы никогда раньше не было кошелька. Вся эта роскошь: кошелек, гардеробная, слуховое окошко, беспроводной телефон, микроволновая печь, внутри которой медленно поворачивалась еда, – сулила великие перемены, наступление новой, более изысканной жизни. Оказалось, отец увеличил алименты, чтобы мы могли снимать более дорогое жилье. В скором времени он согласился также оплачивать мамины терапевтические сеансы раз в неделю. Она не могла позволить себе сменить диван, но сменила обивку на другую, с цветами приглушенных оттенков.

Отец заезжал несколько раз, когда ремонт был окончен. Казалось, они с мамой легко находили общий язык: они шутили и восхищались домом, им обоим понравился цвет краски на стенах, понравились новые современные светильники – две белые металлические перекладины над граненым абажуром из матового стекла. Светильники предназначались для улицы, но хорошо смотрелись и в доме. Когда родители были вместе, мне казалось, будто внутри меня что-то встает на свое место, щелкнув, как магнитная застежка.

В первый год нашей жизни там, когда все вокруг нас еще было новым и безупречным, мама, бывало, замирала, зайдя в дом: схватившись рукой за сердце, она ахала от красоты – на стене над решеткой калорифера в закатные часы горел параллелограмм золотого света.