Маленькая рыбка. История моей жизни

«Нуэва» – частная школа, расположенная в старом поместье Крокера на тринадцати гектарах земли в Хиллсборо, несколькими месяцами ранее я провела там три дня. Школа была создана для юных музыкантов, и в ней разрешалось пропускать занятия ради частных уроков музыки. Она задумывалась как школа для одаренных детей. Пока была там, я посещала занятия учительницы по имени Брайна. Она играла на гитаре и заканчивала день совместным исполнением песни о каком-то Чарли, который никак не мог выйти из метро и так и не вернулся домой.

Это было здание из серого камня, с балюстрадами и вековыми деревьями. Каждое утро в те три дня я ходила на обязательный для всех учеников получасовой урок пения, который проходил в комнате, именовавшейся бальной залой, с высокими стрельчатыми окнами, выходившими на лужайку и лес. Я не знала ни одной из песен, включая длинную, из нескольких частей, под названием «Русский пикник», поэтому особенно не вслушивалась. Дети из всех классов, старших и младших, сидели на полу и пели.

Позже я узнала, что Илан был против частной школы. Как и Рон, он считал частные школы элитарными и советовал маме не посылать меня туда. Но мама его не послушала. За несколько месяцев до этого отец сердито спросил у нее:

– Что с ней случилось?

Он заметил, что я не могла делать домашние задания по предмету, называвшемуся «текущие события». Мама ответила:

– Видишь? А я тебе говорила.

Сказала, что у меня в глазах скука. До этого она просила его оплачивать частную школу, но он отказался, потому что не хотел, чтобы я в очередной раз переходила в новый класс. Теперь он заставил ее пообещать, что если он заплатит за обучение и они переведут меня в «Нуэву», я останусь там.

За месяц или два до этого мама отказалась от моих занятий с логопедом.

– Зачем ей вообще логопед? – спросила она, когда мне предложили ходить на эти занятия в начале четвертого класса.

– Она шепелявит. Это может раздражать других людей, – был ответ.

Маме такая формулировка не пришлась по душе: ей нравилась моя шепелявость. Но она подумала, что мне могут понравиться индивидуальные уроки.

Однажды, забирая меня, она заглянула в учебники, объясняющие разницу между звуками [s] и [th]. По ее словам, они были некорректными и унылыми.

– Лиза поступает в «Нуэву», – сообщила она логопеду, женщине, которая мне, кажется, нравилась. – Быть может, вы напишете ей рекомендацию?

– Она недостаточно умная, – ответила логопед.

В школе я поняла, что когда проверяют, положили ли мы в корзину готовую домашнюю работу, и спрашивают всех по списку, нужно всего лишь отвечать «да», даже если я ничего не сделала и не сдала, и тогда никто не будет меня беспокоить.

Мы подали документы в «Нуэву» в середине учебного года, и сначала, как я поняла, меня не приняли, потому что не было мест. Позже я узнала, что дело было не только в свободных местах, но и в коэффициенте моего интеллекта, который оказался значительно ниже, чем когда меня тестировали в детском саду. Мама сказала, что директор школы долго читал ей и отцу нотации, спрашивая, в каких школах я училась и почему они так часто меня переводили. Мона написала рекомендательное письмо. Отец даже спросил – что так было не похоже на него, – не может ли он сделать денежное пожертвование, чтобы меня взяли. В то время я об этом не знала. В любом случае директор отказал. Но согласно школьной политике всем поступающим без исключения разрешали провести там три дня.

Мама рассказывала, что Брайна, одна из самых уважаемых учителей в школе, после того как я походила к ней на занятия, написала мне рекомендательное письмо на пяти страницах. К тому же другая девочка передумала поступать, и меня приняли. Не знаю, как я умудрилась произвести на нее такое впечатление, я никогда не видела того письма. В «Нуэве» хотели, чтобы я приступила к учебе сразу же, не откладывая, в конце четвертого класса.

Дорога до «Нуэвы» была неблизкой, и отец купил нам новую машину, «Ауди Кватро». Мы с мамой выбрали бордовую со светло-серым кожаным салоном. Основание ручного тормоза скрывалось под юбкой из кожи, которая напоминала слоновью. Приборная доска со стороны пассажира была укрыта деревянной панелью.

– Теперь я могу постучать по дереву, даже когда я за рулем, – сказала мама. Она стучала, чтобы не сглазить. Стучала, когда видела нечетное число ворон или когда дорогу переходила черная кошка. Она обращала внимание на суеверия, и порой неправильное число птиц приводило ее в мрачное настроение, которое рассеивалось, когда она замечала еще одну птицу.

По утрам мы ехали по шоссе 280 на север, мимо водохранилища. Дорога до «Нуэвы» занимала около сорока минут. Над взъерошенными холмами вокруг шоссе кружили птицы, в основном грифы-индейки, но иногда и орлы с ястребами.

– Как думаешь, с какой скоростью мы едем? – спросила мама, прикрывая рукой спидометр.

– Пятьдесят?

В старой «Хонде» приходилось орать, чтобы расслышать друг друга; в новой «Ауди» казалось, что мы вообще не движемся. Ничто не дребезжало и не вибрировало.

Мама убрала руку.