Маленькая рыбка. История моей жизни

– На нас произвела большое впечатление ее самоотдача, – продолжила Ли.

Она сказала, что я поеду в Японию, если буду и дальше работать на том же уровне.

– Мне сложно заставить ее мыть посуду, – сказала мама, глубже усаживаясь в кресле. – Если она хорошо учится, это еще не значит, что ей можно игнорировать домашние обязанности.

– Согласна, – ответила Ли. – У нас дома девочки моют посуду, иногда даже обед готовят. Также они занимаются стиркой и легкой уборкой.

Ли посмотрела на меня.

– Лиза, если мама составит расписание работы по дому, ты постараешься ему следовать?

– Хорошо, – ответила я. Я видела, что маме это принесло облегчение. Но мне хотелось рассказать Ли, что настоящей причиной наших ссор были не домашние обязанности, а то, что маме не хватало моральной и эмоциональной поддержки. Даже в присутствии отца она обращалась со своими заботами к Ли.

Мама уже просила отца о помощи: ей нужны были не деньги, а его время и энергия. Она сказала, что умоляла его. Она никогда раньше не просила его о такого рода помощи, разрешала приходить и уходить, заботиться обо мне или не заботиться – как ему вздумается. Но теперь я готовилась стать подростком, училась в средней школе, которая находилась в часе езды на машине от дома, уроки начинались в семь, а это значило, что ей нужно было вставать в пять. Она недосыпала. Были и другие проблемы. Как-то раз ей позвонил отцовский бухгалтер, чтобы известить, что отец передумал платить за ее лечение (хотя оплачивал его на протяжении года), они с Иланом ссорились, ее усилия помогли мне заслужить похвалу учителей, а она между тем чувствовала, что в школе ее ставят ниже моего отца, считают второстепенным родителем.

Отец отказался помогать и заявил, что если она хочет больше поддержки, я должна переехать к нему. Впоследствии он рассказал, что предложил это по настоянию школьных учителей. По их мнению, было бы лучше, если бы я жила с ним, потому что мама все чаще срывалась на меня и мы постоянно ссорились. Мама же считала, что до этого бы не дошло, если бы отец проявлял больше участия.

Я надеялась, что родители разойдутся не сразу после собрания. Я замешкалась на минуту в классе, собирая бумаги в рюкзак, а они вышли в крытую галерею: мама – в длинной юбке, ботинках и блузке, отец – в накрахмаленной белой рубашке и шерстяных брюках от костюмной пары. Это был один из тех дней, когда в воздухе висит туман, пришедший с океана. Мамины волосы вились кольцами, отец недавно постригся, и его голова будто была покрыта черным лаком. Я смотрела на них через стеклянную дверь: они стояли лицом друг к другу и разговаривали. Мне было все равно, о чем была между ними речь – на душе становилось спокойно уже оттого, что они разговаривали друг с другом. Я подошла, чтобы побыть рядом с ними, но они объявили, что им нужно вернуться на работу, и разошлись в разные стороны – туда, где оставили машины. Они уехали порознь, как и появились.

Когда мы с мамой вернулись из магазина, уже сгущались сумерки, заходящее солнце прочертило на дороге широкую золотую полосу. Мы вышли из машины, и к нам приблизилась наша престарелая соседка Маргарет, которая иногда присматривала за мной после школы.

Примерно тогда отец предложил купить дом, где мы жили, но владелец отказался его продавать. Я считала, что мы должны были переубедить владельца или найти другой дом по той же цене, пока отец не передумал, но мама, видимо, не видела никакой срочности. Наверное, она рассказала Маргарет, что мы подумываем о покупке дома.

– Есть дом на продажу, – сказала соседка. – Тот, кирпичный, как будто сказочный, на углу Уэверли-стрит и Санта-Рита-авеню.

Это было всего в четырех кварталах от нас.

– Я знаю этот дом, – сказала мама. – Напротив пирожного дома Нэнси?

Женщина по имени Нэнси Мэллер скопила деньги на огромный дом в итальянском стиле, продавая замороженные слоеные пироги, которые мы иногда ели.

– Да, тот самый. Он еще не выставлен на продажу. Я подумала, нужно вам сказать, вдруг вы захотите взглянуть, – она подмигнула.

Мама решила съездить к тому дому, пока не стемнело: до конца нашей улицы, поворот, еще один квартал, снова поворот и еще квартал до перекрестка – и перед нами предстал кирпичный дом, выстроенный в затейливой манере, с черепичной крышей. В окнах были витражи, на крыше закручивался, точно штопор или поросячий хвостик, маленький шпиль. С одного бока дом ограждала высокая стена из того же старого, поросшего мхом и покрытого щербинками кирпича, что и сам дом.

Она изгибалась и окружала двор. В той части стены, что была дальше всего от дома, помещалась стрельчатая деревянная калитка с железным засовом, как в сказке.

Мы просунули головы в ворота.

– Вот это да, – сказала мама. Ее лицо осветилось, глаза засияли, как будто она позволила себе поверить, что он уже наш, как она позволяла себе захмелеть после нескольких глотков вина.

– Он его нам не купит, – сказала я, чтобы унять ее восторженные чувства. – Слишком хорош.