Маленькие

µ

Уф, отлегло… Когда она увидела такое паломничество, чуть сердце не остановилось. Умом, главное, понимает – надо жить открыто, не обращать внимания на сплетников и дураков, им лишь бы языки почесать. Тут другое – тут школа. Дети безжалостны ко всему необычному, у них так развит стадный инстинкт. Парадокс. С одной стороны, казалось бы, – ломают взрослые стереотипы, ерепенятся, не слушаются, никто им не указ… а с другой – их собственные детские стереотипы еще кондовее: шаг в сторону, и ты изгой. Вон, Миша Бычков признался честно, что равнодушен к футболу, – так его затравили, что в школу перестал ходить. Не все ребята агрессивно злые, но несколько человек всегда найдется, а остальные либо подхихикивают, либо просто молчат. Учителя не авторитет, в лучшем случае им не хамят открыто. В прошлом году пришла молодая историчка Ира Пукина, неделю даже не продержалась, так жестоко над ней измывались ученички – издавали разнообразные звуки, потом затыкали носы, выбегали из класса… Марья Ивановна ей на прощание посоветовала: смени фамилию, если собираешься работать в школе, иначе тебе спокойной жизни не будет ни в деревне, ни в городе. Поэтому Марья Ивановна старалась не выставлять на показ тесную дружбу с Иваном, но вот черт же дернул предложить ему съездить в Мошкино, прямо кураж какой-то случился, подумала – и что такого? Проведать Гришку, ведь не чужой… эх, лучше бы с Людкой Осиповой пошла пешком, три часа глотать пыль всё же лучше, чем вот так прикатить с лилипутом на всеобщее обозрение. Но вдруг отпустило. Да плевать на всех. Он уникальный, высокоразвитый человек, нет! Он даже не человек, он, как же это… ат! Марья Ивановна с достоинством выходит из машины, неторопливо оглядывает присутствующих, само собой, много знакомых.

«Добрый день, Марья Ивановна!», «Ой, Машенька на авто прикатила…», «Здравствуйте, как поживаете?», «Марьвановна, за мной будете, тут очередь у нас»… здороваются, раскланиваются, поглядывают, ухмыляются, а ей и правда наплевать.

– Иван Денисович, я зайду к Грише, поздороваюсь, вы со мной или здесь подождете?

– Я? Даже не знаю, лучше подожду…

– Да я всего на пару минут.

Она идет к калитке, толкает – закрыто. Две кумушки подсматривают в щель забора.

– А почему закрыто?

– Так народ ломится без очереди, потому и заперли. Сейчас вот мы идем, с Манюней.

Старая коза лениво жует, лежа в тени забора, хороша Манюня. Облезлая шерсть, сточенные зубы, да ей лет десять, наверное, козы вообще столько не живут.

– А можно я с вами зайду на минуточку? Только поздороваюсь с ним, мы тут мимо проезжали…

– Так ты утром приходи, вишь сколько теперь народу? Григорий Василич с двенадцати часов принимает, вот приходи пораньше и любезничай…

– Ма-аш! А ты какими судьбами?

Ух ты, и Людка Осипова здесь! Марья Ивановна даже не огляделась как следует, не поискала ее в очереди. Была уверена, что соседка давно прошла. Надо же, Люда погнала корову на рассвете, а до сих пор ждет.

– А я с Иваном Денисовичем на машине, он меня подвез. Твоя очередь скоро?

– За козой.

– Зайдем вместе, ладно? Я только на Гришку взгляну, а то меня не пускают.

– Ну конечно, зайдем. Кстати, с другой стороны дыра есть получше, идем, покажу.

– Он за деньги работает или так?

– А непонятно. Он сам не берет, а бабка эта, что его приютила, Потаповна, бизнес устраивает, всем намекает – человек трудится, ему питаться надо хорошо, всё такое. Ну, все дают сколько могут, кто деньгами, кто продуктами, кто вообще ничего.

– Ну и правильно, а как иначе? Он у нее живет, народ во дворе топчется.

– Не думаю, что ему из тех денег что-то достается.

– Да брось ты чужие деньги считать! Гришка как? При тебе он вылечил кого-нибудь?

– А то! Телку парализованную поставил на ноги, вот те крест! Своими глазами видела. Представляешь, он одних животных лечит, с утра женщина приходила, сынок у нее дебильный, за руку с ним ходит. Причем, как только руку отпустит, он сразу нервничать начинает и лает по собачьи, голова дергается, слюни текут, ужас до чего страшно. Как она убивалась, по земле валялась – мол, спаси-помоги, святой человек, моего сыночка! Всю жизнь на тебя молиться буду, все доктора от него поотказывались. Так Гришка сказал, что в людях не разбирается. А она ему – нешто он человек? Он же только лает и лает. Но Гришка даже слушать не стал – идите, говорит, мамаша, извиняйте. С людьми не работаю, не чувствую их совсем. Маш, да ты погляди, тут всё видно, а я лучше у калитки постою, наша очередь скоро…

И правда, здесь выломана целая доска и двор как на ладони, можно даже не отвлекать Гришку, так посмотреть – и хватит. Двор чистенький, но нищенское всё, убогое… вот это хозяйка хлопочет, видимо, еще какая-то женщина в спортивном костюме говорит по телефону – может быть, дочка… А Гришка сидит под навесом и уплетает за обе щеки, хрустит огурцом. И одет в джинсовую рубаху, и побрит, видела бы Нюрка этого красавца… У крыльца симпатичная бабулька, ну совсем одуванчик божий, вокруг головы пышная корона седых волос. Она то сядет на скамейку, то встанет, то сумку начинает оглаживать, то кофточку поправлять.