Маленькие ангелы

— Может быть, мы переждём здесь метель? — неуверенно предложил олень, посматривая на едва различимое тёмное скачущее пятно на противоположной горе. Лира покачала головой.

— Нет, Сервин. Как сказал Йольский кот, Рождественская ночь не бесконечна, а метели в Чёртовых ущельях идут постоянно. Мы не можем ждать.

Ещё одна лавина сошла где-то далеко в горах, и гулкий звук, подобно грому, раскатился между скалами. Тёмное пятно, которое привлекло внимание Сервина, словно кузнечик, быстро двигалось по отвесным утёсам, пока не скрылось в расщелине, оставив после себя неприятное чувство чьего-то присутствия.

— Тогда в путь.

Снова жалобно зазвенел колокольчик, измученный злым ветром, и красные сани заскрипели о заледеневший камень. Лира всё же зажгла фонари, которые теперь слегка мутноватым светом сквозь запотевшее стекло освещали дорогу, серпантином уходившую куда-то вверх: старый сигнальный факел был слишком слаб, чтобы выдержать натиск вьюги.

На миг Лире показался до ужаса знакомый звук: лязг цепей вместе с глухим ударом копыт о камень каплей упал в воздухе и смолк, уступая место ветру. Всё было по-прежнему: бедный бубенчик, вой метели, скрип саней о замёрзшую тропу. Лира несколько раз обернулась, пытаясь найти известный силуэт, но дальше света фонарей не было видно ничего, кроме мелькающих белых точек. Однако Сервину тоже показался этот звук; встревоженно подняв уши, он попросил Лиру сесть в сани, а сам, насколько это было возможно, побежал быстрее. Лира снова зажгла факел, который ежеминутно гас, но ничего, кроме тёмно-серых скал, в ореол света не попадало.

Вдруг лязгающий звук повторился уже намного отчётливее где-то ярусом выше, и Лира, вскинув голову, увидела того, кого так боялась с детства.

Крампус.

Он стоял прямо на дороге, преграждая путь дальше, и смотрел сверху вниз на сани невидимым взглядом. Лицо было скрыто в тени большого капюшона, который он никогда не снимал, так что возникал вопрос, есть ли у него вообще что-то под этим капюшоном или нет. Длинные козлиные рога, немного скруглённые к концам, почти касались жуткого мешка за спиной, в котором лежали точно не подарки для детей; тяжёлые цепи, достающие до пола, при сильном порыве ветра гремели друг о друга, и каждый удар сопровождался тихим побрякиванием бубенчиков. Но это были не такие бубенчики, как у свиты Санта-Клауса, нет: это были грубые, медные колокольчики, чей призрачный звон наводил не приятное чувство приближающегося Рождества, а липкий ужас чего-то неизбежного и безвозвратного. Большие раздвоенные копыта выглядывали из-под рваных лохмотьев, и длинные когти на потемневших, обросших шерстью руках задумчиво цокали друг о друга.

На миг Лире показалось, что она слышит его хриплое прерывистое дыхание, но вдруг Крампус взмыл вверх и тяжело приземлился неподалёку от красных саней. Ржавые цепи с грохотом стукнулись о холодный камень, забрякали призрачные колокольчики, и снег, вылетевший из-под копыт Крампуса, лёгкой пыльцой ударил в лицо Лиры. Страх стальным ошейником сдавил горло, и ей оставалось только наблюдать, как стремительно растворяется силуэт Крампуса в нескончаемой метели.

Сервин летел, как мог. Так он не бегал ни от волков, ни от Йольского кота. Ритмичный лязг цепей хлестал не хуже кнута, заставляя всё больше и больше увеличивать скорость. Крампус был настоящим монстром, чудовищем, которого следовало бы опасаться, что Сервин с Лирой и делали. Крампус бежал то большими, размашистыми шагами, демонстрируя обросшие шерстью козлиные ноги, то длинными дугами перепрыгивал с одного уровня серпантина на другой, и каждый раз сердце Лиры тревожно замирало в ожидании, когда тяжёлая туша приземлится на хрупкие красные сани.

Наконец, этот момент настал. Сначала Крампус на некоторое время пропал из поля зрения, заставив Лиру глупо озираться по сторонам, а потом неожиданно приземлился прямо перед санями, так что Сервин едва успел затормозить, чтобы не врезаться в него, а Лира, не удержав равновесие, упала назад. Несмотря на дикий свист ветра, повисла звенящая напряжённая тишина. В темноте капюшона не было видно глаз Крампуса, но смотрел он прямо на Лиру, прямо в её душу, и она это чувствовала. Лира всегда боялась Крампуса. С детства. Хотелось закричать, чтобы громкий девчачий визг несколько раз отрекошетил от зеркальных гор, вызвал лавину, которая бы смела и Крампуса, и её, и Сервина, и маленькие красные сани, лишь бы не стоять вот так, перед неизвестностью, не решаясь бежать куда-либо и что-то делать. Но горло будто сковали, и вместо крика из него вышло только тихое слабое мяуканье.

Крампус шевельнулся, и медные колокольчики призрачным эхом бубенцов Клауса зазвенели где-то между ржавыми цепями. Он порылся в складках своей одежды и протянул когтистую руку Лире, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами. В руке лежал подарок. Для чудовища он был совсем крохотным, помещался в ладони, тогда как Лире понадобились обе руки, чтобы обхватить его. Лира неуверенно взяла его, и в тот же миг Крампус, с силой тряхнув цепями, взмыл вверх и потерялся в снежном потоке.