– Тебя бросили? Но… – Приземлился на куче грязи в твоем
– Избавься от него. – сказал Ом. Ударь его по голове, чего стоишь, и брось около статуи. – Заткнись. – сказал Брута, снова сталкиваясь с проблемой, которая возникает, когда говоришь с тем, кого никто другой не слышит. – Зачем же так из-за таких мелочей. – сказал Дблах. – Это я не тебе. – сказал Брута. – Разговариваешь с черепахой, да? – сказал Дблах. Брута выглядел виноватым. – Моя мать под старость разговаривала с тушканчиками. – продолжал Дблах. – Животные – отличное средство в моменты стресса. И во времена голода тоже, конечно. – Этот человек не честен. – сказал Ом. – Я могу читать его мысли. – Серьезно?
– Что – серьезно? – сказал Дблах. Он искоса взглянул на Бруту. – В любом случае, она составит тебе компанию в путешествии. – С каком путешествии?
– В Эфебу. Секретная миссия по переговорам с неверными. Брута понимал, что удивляться не стоит. Новости распространяются по замкнутому мирку Цитадели со скоростью лесного пожара после засухи. – А, сказал он. – это путешествие. – Говорят, поедет Фрайят. – сказал Дблах. – И тот, другой. Eminence grease. – Дьякон Ворбис очень мил. – сказал Брута. – Он был очень добр ко мне. Он дал мне попить. – Чего? Никогда бы не подумал. – сказал Дблах. – Конечно, я ничего против него не имею. – поспешно добавил он. – Чего ты разболтался с этим тупицей? – вопрошал Ом. – Он… мой друг. – сказал Брута. – Я бы хотел, чтобы он был
Исходя из принципа, что сон в одиночестве провоцирует грех, Брута делил спальню с еще 23 другими послушниками. Больше всего это озадачивало самих послушников, ибо уже после секундного размышления становится ясно, что существуют целые наборы грехов, доступные только в компании. Но это потому, что секундное размышление и является самым большим грехом. Люди по натуре склоны куда больше прощать себе во время своих одиноких размышлений. Так что Бруте пришлось удалиться в сад вместе со своим Богом, ворчащим на него из кармана робы, где он теснился вместе с мотком веревки, парой садовых ножниц и несколькими завалявшимися семенами. Наконец его выудили оттуда. – Слушай, я все никак не мог тебе