Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы

Это было просторное бетонное помещение, наполовину зарытое в землю, с грубыми и неровными стенами, холодным полом и серым потолком, но оно обладало огромным преимуществом, так как имело окно, выходившее прямо на площадь, и подоконник, на котором умещались локти мадам Вассерман.

Именно там она и устроилась.

Туда она установила специально купленную газовую плитку, спустила раскладушку, складные стулья и столик из сада; и научилась чувствовать себя хорошо. Инстинктивно она вернулась к своим старым городским привычкам; единственное отличие заключалось в том, что здесь работа по дому была намного тяжелее, так как каждое утро она поднималась наверх и делала полную уборку своего «жилья навеки».

Горячо-холодно

В короткой жизни Малины самым прекрасным был несомненно тот день, когда дама из Большого Дома выбрала ее. Это произошло совершенно без ее участия, во время утренней перемены. Все ученики играли на школьном дворе, а мадмуазель Тереза вышагивала туда и обратно по лужайке. Старшие как обычно задумали играть в «горячо-холодно», в первый раз они предложили Малине, — которая была уже совсем не маленькая, но еще не совсем большая, — сыграть с ними.

Зардевшись от удовольствия, Малина решила играть очень старательно.

Игра заключалась в том, чтобы прятать во дворе пробку от шампанского (все углы и закоулки были разрешены), пока те, кому предстояло ее искать, стояли лицом к стене с закрытыми глазами. Затем они начинали искать, а спрятавший вставал посреди двора. По мере их приближения к заветному месту, спрятавший должен был говорить «очень холодно», «холодно», «тепло», «горячо» или «жарко» в зависимости от того, насколько близко они подходили к тайнику. Тот, кто находил пробку, становился — в свою очередь — прячущим, и все повторялось снова, пока мадмуазель Тереза не хлопала в ладоши, после чего все возвращались в школу к задачам и уравнениям.

В тот день, привечая новую участницу, а также рассчитывая с ней разделаться побыстрее, старшие доверили первую пробку Малине. Она ее спрятала так хорошо, что все двадцать минут оставалась единственной прячущей; мало того, когда мадмуазель Тереза хлопнула в ладоши, Малине самой пришлось вытащить пробку из тайника. Нельзя сказать, что она играла нечестно или давала неправильные указания своим партнерам, просто у нее оказался настоящий дар выискивать в этом дворе, который они все знали вдоль и поперек, какое-то необычное место, какой-то почти очевидный тайник, около которого все «обжигались», но в который никто даже не подумал засунуть руку.

Малина была рада тому, что так успешно внедрилась в игру.

На следующее утро Робер объявил Малине, что дама из Большого Дома хочет ее видеть. Эту новость он получил от своей соседки, дылды Симоны, которая убирала у дамы. Малина засыпала его вопросами, но он пожал плечами и заявил, что больше ничего не знает.

Весь день Малина была рассеяна, ей даже дважды сделали замечание за то, что она отвлекалась на уроке.

Большой Дом нависал над деревней: это было крепкое каменное здание с четырехсторонней крышей, слишком высокое, слишком величественное по сравнению со скромным обликом окружающих строений.

Из любого уголка деревни можно было увидеть слегка потрескавшуюся серую штукатурку, высокие темные окна, запущенный плющ, покрывший балконы, и тень от двух огромных секвой, которые погружали здание в почти постоянные сумерки. Вокруг располагался просторный парк, что еще больше подчеркивало обособленность места; вид на здание открывался со склона холма, и оно казалось выше колокольни, дальше ферм, темнее зеленых и желтых квадратов полей и пастбищ.

Дама из Большого Дома была еще загадочнее, чем ее дом. Было известно, что она вдова; говорили, что она очень стара.

Деревенские дети знали ее плохо, так как последние десять лет она почти не выходила.

Дылда Симона у нее убирала первый этаж, хозяин кафе с площади посылал ей обеды и ужины со служанкой, а доктор два раза в неделю приходил лечить ее ревматизм и облегчать ее страдания.

А еще было известно, что время от времени она вызывала какого-нибудь деревенского ребенка и давала ему блестящие монеты или хрустящие купюры, чтобы он ей купил в лавке какую-нибудь мелочь; но всем этим детям было запрещено разглашать то, что они видели и делали в доме, и ни один из них данного слова не нарушил.

От своей матери Малина знала, что дама из Большого Дома долгое время спускалась в церковь на воскресную службу, но со временем постепенно сократила свои выходы и отныне появлялась лишь во время больших церковных праздников. Она опиралась на палку, ее шаг становился все более грузным и коротким. После церкви, перед тем, как отправиться к себе, у нее едва хватало сил зайти в кондитерскую.

Дождь закончился в тот самый момент, когда мадмуазель Тереза, хлопнув в ладоши, дала сигнал к выходу.

Малина выбежала первой и не стала задерживаться, чтобы поболтать с подружками. Она сняла свой школьный передник, засунула его в ранец, ранец оставила в табачной лавке, чтобы себя не обременять, и начала подниматься по склону в сторону Большого Дома.