Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы

В следующих главах отношения между молодыми людьми превращались в настоящую идиллию. Мадлена не жалела ни поцелуев, ни объятий (это был верный признак по-настоящему взрослой книги). После недели полного счастья, во время которой героиня даже начала забывать о своем ужасном увечье, оказалось, что массажист — отъявленный негодяй (Мадлена не побоялась этого слова, поскольку взрослые имеют право говорить все, хотя и делают это нечасто). Массажист был женат на злой медсестре, и у них было семеро ужасных детей, в том числе хромая дочка. Героиня осталась опять одна со своей толстой рукой и глубоким горем. Затем Мадлена чуть ускорила действие романа, так как через большое окно, выходившее в парк, уже пробивались первые проблески зари. Гроза угомонилась, и в расположенную внизу деревню с редкими постепенно угасавшими огоньками вернулся покой. После ужасной депрессии, которая закончилась в психиатрической лечебнице, героиня-калека встретила гениального врача, который долго учился в Китае: тот нарастил ей ноги, приставил правую руку и уменьшил левую.

Чтобы книга не заканчивалась совсем уж хорошо, они не поженились, так как у доктора был один секрет...

Мадлена увенчала последнюю фразу многоточием, а чуть ниже, в скобках, написала «продолжение следует».

Второй том она напишет в будущем году.

Она выпрямилась.

У нее болели поясница, плечи и спина, но она улыбалась. Она исписала двадцать четыре страницы (не забыв их пронумеровать), и эти двадцать четыре страницы должны были обеспечить ей право на посещение прадедушкиного кабинета. Она была горда: ее книга — первая и единственная книга, которую ребенок написал для взрослых.

Теперь оставалось лишь сделать для нее обложку и придумать название. На столе она высмотрела картонную папку с книгой, которую прадедушка собирался отправить к переплетчику. Она открыла папку. Книга, которая находилась внутри, называлась «Критика чистого разума». Мадлена задумалась. Название прельщало. Именно с этой книги она начнет чтение в следующем году. Ей надоело быть разумной и рассудительной, а эта книга наверняка предоставит ей возможность проявить свою фантазию. К тому же она знала, что разумность часто бывает скучной, что уж говорить про чистый разум...

Она обрезала папку по размеру рукописи, специально оставленную полоску для корешка с внутренней стороны намазала клеем, собрала в ровную пачку страницы, вложила их в папку, сильно прижала и подождала.

«Когда бабушка ее обнаружит, — подумала она, — клей уже высохнет».

Теперь осталось оформить обложку.

Уже почти рассвело, ей давно следовало все закончить и подняться в свою комнату. И во что бы то ни стало поставить на прежнее место, рядом с тумбочкой у кровати прабабушки, ее палку, которую девочка — перед тем, как спуститься — забрала на тот случай, если бабушка среди ночи вдруг надумала бы встать.

Книгу надо было как-то назвать: она выбрала название, которое звучало очень «по-старчески» — «Трагическая судьба» — и как можно ровнее написала его большими печатными буквами, имитируя заголовок своего «Клуба Пятерых».

Мадлена не забыла указать и имя издателя. Она зевнула и внизу, посередине обложки приписала: «АШЕТ». Потерла глаза, откинула голову назад, чтобы полюбоваться результатом, сравнила с розовой обложкой своего «Клуба пятерых» и вверху титульного листа вывела прописью: «Серая Библиотека».

Утро уже наступило, и ей чертовски хотелось спать.

Камера

В округе Мелани Мартен была знаменита тем, что однажды во время крестин увидела живьем Леона Зитрона. В тот момент, когда крестный отец ребенка начал киносъемку, знаменитость обратилась к застывшей Мелани, и сказала, что камера записывает движение, а посему ей совсем не обязательно замирать на месте. С тех пор не проходило и недели без того, чтобы Мелани не вспомнила об этом лестном эпизоде. Ей годился любой повод для того, чтобы в который уже раз повторить, что она на самом деле с ним встречалась, или в который уже раз выжать из собеседника: «Вы же встречались с самим Леоном Зитроном...». Каждый раз, когда это происходило, ее переполняло удовольствие и гордость.

И вот спустя десять лет, два месяца и девять дней после исторической встречи, проходя через главную деревенскую площадь, она без видимой причины и неожиданно для себя внезапно обернулась. Этот резкий поворот был настолько непривычен, что она изумилась.

Она дошла до магазина, затем с покупками вернулась домой, но и там пребывала в столь глубоком недоумении, что даже забыла включить телевизор.

Если она так обернулась, то, значит, на это должна иметься причина. Она очень хорошо помнила, что за спиной у нее ничего особенного не было. Была кондитерская, была мясная лавка, перед которой стоял фургончик, на тротуаре сидел крестьянин, продающий фасоль и уже давно ставший частью пейзажа. Однако Мелани все же обернулась, а она была не из тех, кто оборачивается просто так.