Наступила напряженная пауза. Я до сих пор не могу забыть, какая глубокая тишина воцарилась среди зрителей. Тишина с неизбежными столбами серой пыли, которая, казалось, висела в свете прожекторов.
Оба чемпиона принялись за дело — дело чести — всерьез. Ривьер, прославленный рекордсмен мира, мощно вырвался вперед, Коппи, как стрела, полетел следом. В конце первого круга и тот, и другой подъехали к бортику, чтобы попытаться перехитрить соперника. Ривьер хотел пропустить Коппи вперед, а в финальном рывке его обогнать. Коппи не поддался на хитрость, и Ривьер решил навязать ему сюрпляс. Он остановился. Коппи остановился сзади, в двух метрах от него, заблокировав педали. Один из них — более неуравновешенный, более напряженный — не выдержал бы первым и неизбежно возглавил бы гонку.
Ривьер застыл в нескольких сантиметрах от нас, точно на той точке, откуда он мог ринуться вниз и набрать максимальную скорость. Он стоял передо мной, в своих туклипсах, повернув руль к бортику, и смотрел назад, на соперника.
В первую секунду я даже его не узнал, настолько его лицо изменилось к концу заезда. Теперь он казался мне старше, чем мой отец.
Его мать придвинулась к краю сиденья и нежно прикоснулась к рейтузам сына. Она дрожала.
— Ничего страшного, если ты не выиграешь, — прошептала она с грустью в голосе, — только не упади...
Коппи мог бы этим воспользоваться, чтобы рвануть вперед, но не стал этого делать.
Брод
Шарлотте едва исполнилось пять лет, когда она впервые очутилась в конюшне. Там все было такое теплое, такое пахучее, такое шумное в своей животной жизни, что она поспешила спрятаться между лошадиных ног. Она не пыталась привязаться к лошадям, она и не думала относиться к ним как к собачонкам или игрушечным тракторам, как это инстинктивно делают многие. Она просто склоняла свою голову к их коленям и довольствовалась тем, что гладила основание шеи, до которого она могла достать рукой, встав на цыпочки.
Ничего не понимая и лишь чувствуя, что вокруг сильно пахнет, рядом — тепло, а под рукой — мягко, она — только потому, что, задержав взгляд, дождалась ответного взгляда — сумела обратить его силу в свою детскую пользу.
Лошади — животные не очень умные, но прекрасные медиумы. Вы подходите к ним со страхом, они улавливают ваш страх, играют на нем и возвращают его вам в виде стойкого и часто необратимого ужаса. Вы приходите к ним раздраженным — они дают вам настоящий урок раздражительности. По тому, как вы надеваете им на спину седло, они уже знают, какой вы всадник. Вес вашей левой ступни в стремени вас выдает. Первый же отданный им приказ может вам стоить часа мучений.
Гамма их плохого настроения велика и разнообразна, от резкого взбрыкивания, благодаря которому вы оказываетесь на земле, до полного безразличия, которое превращает вашу прогулку в бесконечный лошадиный пикник. Не реагируя на все ваши распоряжения, ваше верховое животное (?) будет поедать траву на обочине, обрывать молодые листочки с низких ветвей, сойдет с дороги ради одуванчиков и согласится пойти рысью, только повернув вспять, к конюшне и кормушке. Тогда вам следует вовремя наклонить голову, чтобы не врезаться в балку стойла, поскольку лошадь даже не даст вам времени соскочить с нее.
Итак, она изводила вас около часа и вволю поиздевалась над вами со всем презрением, которое вызывает некомпетентность. А когда, избавившись от синяков на теле и поднабравшись энергии, вы через месяц вернетесь, то по тому, как вы надеваете ей на спину седло, она вас узнает и устроит вам тот же самый спектакль.
Лошади большие и сильные. Они могут смять вас в лепешку, причем так, что никакого огня в их спокойных глазах не блеснет, они могут вас укусить, лягнуть, расшибить. Сила — на их стороне.
Память также на их стороне: люди имеют большое значение в их жизни, тогда как лошади уже давно перестали иметь большое значение в жизни людей.
Поскольку они стали вашей роскошью, вы в обращении с ними обязаны проявлять крайнюю изысканность. Диалог с ними должен быть безукоризненным, и идеальное послушание зависит только от идеальной формулировки приказа. До того благословенного момента дрессировки, когда уже непонятно, кто кого чему учит. Всадник и лошадь учатся вместе.
Все это — дело обучения, терпения, верхового искусства, но еще и дело вкуса и настроения.
Шарлотта оставалась в конюшне часами, счастливая уже оттого, что она была там.
Кобыла Палома, получив от этой крохотной девочки все, что та могла ей дать, не могла поступить иначе, как в ответ дать все, что есть у нее.
В тот прекрасный момент, когда желание пересиливает страх, Шарлотту посадили ей на спину, которая к этому времени успела обзавестись красивой холкой, и они обе отправились на бесконечную прогулку (сегодня они одни могут представить, когда она закончится).