— Я просто заметил, что есть варианты. Потому что если вы пойдете по первому пути, то риск неизбежно останется. Даже если произойдет несчастный случай, он все равно означает смертельный исход, и на супругу подозрение падет в первую очередь. Может подключиться полиция. Вскрытие. Допросы. Ведь ваш муж, как известный человек…
— Простите, но о чем вы говорите? — Ей не следовало прерывать его на половине фразы, но она испытывала полное замешательство. — Я пришла сюда не из-за Дерека. Он же
Теперь настал черед Джулиана выглядеть растерянным. Он казался застигнутым врасплох, а у нее сложилось впечатление, что ему не слишком часто доводилось оказываться в таком положении.
— Так вы не хотите смерти мужа?
— Конечно, нет. — Она включила смартфон и вновь показала ему обнаженное селфи. — Проблема не в Дереке. А в ней.
Откинувшись на спинку скамьи, он оценивающе взглянул на нее.
— Это не то, что говорил мне Сэл.
— Значит, наш общий друг неправильно меня понял.
— Из-за этого у вас будут осложнения?
— Ничуть, — вновь улыбнувшись, возразил Джулиан. — Вообще-то, это даже немного упрощает дельце.
Некоторое время они хранили молчание, но теперь Джулиан смотрел на нее по-другому. Он пришел сюда, считая, что она хочет смерти мужчины, но ведь разрушить жизнь Марин пыталась женщина. Именно женщина пыталась украсть жалкие остатки ее семейной жизни. И если из-за этого Марин готова на чудовищное преступление, то так тому и быть. За последние четырнадцать часов она уже дюжиной разных способов представляла себе смерть Маккензи — то ее сбивал автобус, то она выпадала из окна, проваливаясь в бездну, то ее сбрасывали с чертовски высокой скалы — и каждая фантазия приносила ей мгновение огромного облегчения.
Из угловой кабинки, где наконец-то закончили ужин студенты, донесся громкий смех. Там сидели три парня и две девушки, но внимание Марин привлекла одна из них, с длинными каштановыми волосами и сияющими глазами; по ее лицу явно читалось, что она влюблена в сидящего рядом с ней самоуверенного красавчика. Девушка напомнила Марин себя двадцатилетней давности. И не сомневайтесь, большинство прошедших лет ее радовали. Только последний год стал сущим адом.
— Я все еще люблю его, — проворчала она, скорее себе, чем Джулиану.
Тот сунул руку во внутренний карман куртки и достал глянцевую брошюру.
— Здесь вы найдете информацию о «Восходе» — местном приюте для женщин и их детей, ставших жертвами домашнего насилия.
Это был реальный благотворительный фонд, и Марин уже не раз действительно делала туда пожертвования. Она каждый год получала от них к Рождеству поздравительные открытки. В нижней части заднего сгиба Джулиан написал шестнадцатизначный номер — по ее предположениям, свой банковский счет.
Марин пробрала дрожь. Связи Джулиана должны быть глубоки, раз ему известно, как отмываются деньги через законную благотворительность.
— После сегодняшнего вечера мы больше не будем ни видеться, ни разговаривать друг с другом, — сообщил Джулиан. — Вашим согласием к началу действий однозначно станет перевод вами полной суммы. Вы не будете знать никаких подробностей. Не будете знать сроки исполнения. И, напоминаю, никаких возвратов. Понятно?
Впервые за сегодняшний вечер он повторился в своих высказываниях.
— Да, понятно.
— У вас еще есть время подумать. Если деньги не будут переведены до завтра, до девяти утра, я сделаю вывод, что вы решили отменить заказ.
— А если я не смогу решить все так быстро?
Его пристальный взгляд смягчила легкая ухмылка.
— Вы уже все решили, Марин, иначе не пришли бы сюда. Вопрос только в том, осмелитесь ли вы, образно говоря, спустить курок. — Он улыбнулся шире. — Плохая шутка. Это уже мое дело, не ваше.
Несколько минут они просидели в молчании. Вокруг них шумела закусочная. Бары на Университетской авеню закрылись, и студенты заедали выпитое ими легкое пиво дешевой жирной едой.
Принесли счет, и Джулиан выложил на стол стодолларовую банкноту. Это было слишком много, и Марин сама заплатила бы, но Бетс уже прикарманила деньги, предложив вместо сдачи свою улыбку с коралловым зубным налетом.
— Оставайтесь сколько захотите.
Студентки за соседним столиком завизжали от смеха, а рядом с ними устроилась новая компания, громко отпуская непристойные шуточки о каком-то видеоролике, который они смотрели на телефоне. За следующим столиком один бродяга громогласно рассказывал другому бродяге историю о третьем бродяге. До Марин доносилась едкая смесь их запахов, вонь уличных подворотен и грязной одежды, пропитанной застарелым потом давно немытых тел.