Маленькие грязные секреты

— Я знаю, что вел себя по-дурацки из-за бургера и обидел тебя. Наверное, я и правда заказал «Биг Мак» — по рассеянности, по невнимательности, что само по себе фигово. Ну прости же, мне правда очень жаль.

Теперь можно было начать смягчаться. Дерек лучше всех ее знакомых парней знал, как надо правильно извиниться и что правильные извинения должны включать признание своей дурацкой ошибки, наряду с ясным пониманием того, какую обиду нанесла эта самая дерьмовая ошибка.

— У меня куча дел на работе, и спонсоры точно с ума посходили… Множество людей требуют от меня того, что я пока не в силах обеспечить, вот я и сорвал раздражение на тебе, сам того не желая. — В его голосе звучало искреннее раскаяние, и на душе у нее полегчало. — Прости меня, Кенз.

— Ладно, принято, — ответила она, наконец позволив себе уступить ему. Его объятия стали крепче, и она почувствовала поцелуи и горячее дыхание на своей шее.

Ей уже стало жаль, что ему так плохо, и захотелось порадовать его. Кензи не нравилось, что она так переживала из-за него, — обычно с ней такого не бывало. Не нравилось, что она слишком сильно привязалась к нему. Слишком много она уже узнала о нем, о том, как он переживал за своего ребенка и все время грустил, и сама она вдруг опять расстроилась, подумав, что невольно усугубила его стресс, купив ему не тот чертов бургер. Она же знала, что он всегда заказывал «четвертьфунтовые» бургеры. Естественно, знала. И надо было его заказать; она же догадывалась, что он просто оговорился по рассеянности…

Но ее разозлило отстраненное молчание в машине и то, как сердито он приказал ей убрать ноги с приборной панели.

Таков стиль их отношений. Его невосприимчивость портила ей настроение, что, в свою очередь, ухудшало настроение и ему, а в итоге ей становилось еще хуже, и она уже всеми силами стремилась порадовать его. Так они и общались, и Кензи не представляла, как можно улучшить их отношения. Все было бы просто, если б они завели обычную интрижку. Но она грозила перерасти в настоящий роман, чреватый дополнительными сложностями, к которым она не готова. Чувства мешали ей разобраться в самой себе, а Кензи не позволяла им разыграться со времен Джей Ара.

Рука Дерека скользнула вниз по ее леггинсам. Продолжая целовать ее шею и шептать покаянные слова, он уже начал поглаживать ее лоно. Огненная волна желания прокатилась по ней, а его искусные пальцы усиливали возбуждение, и тонкая ткань ее леггинсов и трусиков не мешала чувствовать его ласки и нарастающую потребность их продолжения. Прогнувшись, Кензи прижалась к его восставшему естеству, начиная задыхаться, и он понял, что она больше не злится и готова на все, что ему угодно.

На все…

Она попыталась обернуться, чтобы поцеловать его, но он не позволил, чем возбудил ее еще больше. Его рука проникла под ее леггинсы и стринги, и Дерек застонал, ощутив влажный отклик ее страсти, а ей нравилось, что он всегда так удивлялся этому, всегда исполнялся радости и благодарности за то, что ему не нужно долго и усердно ласкать ее, доводя до этого момента, что она всегда готова принять его. Кензи понимала, что благодаря ее быстрому отклику он чувствовал себя богом, и ей нравилось то, что она способна породить в нем такое чувство. Как и то, что Дерек будет всеми силами стараться поддерживать в ней пылкую страсть — ведь он так непоколебимо терпелив во всевозможных способах доведения до оргазма…

Его пальцы уже проникли в нее, но она, как ни странно, хотела большего, поэтому, стащив вниз леггинсы, наклонилась вперед, к окну, упершись руками в холодное стекло. Ее ничуть не волновало, что любой проходивший под окном человек мог посмотреть наверх и увидеть их. Лицо Дерека теперь оказалось там, где раньше были пальцы, их сменил проникавший повсюду язык, восприимчивый к ее вкусу, сладостно сексуальному вкусу, побудившему Дерека застонать от восторга, как будто она сама довела его до экстаза.

С ним Кензи испытывала совершенно особые ощущения. Не просто секс, а секс, пробуждавший редкостные чувства. В процессе их сексуальных игр она обретала полную свободу. Могла говорить все что угодно. Раньше Кензи не испытывала такой раскрепощенности. Она могла не знать, как попросить его взять под руку на людях, но знала, как добиться того, чтобы его язык до предела погрузился в ее глубины. Становясь неистовой, она извивалась перед его лицом, и он продолжал раззадоривать ее, пока она не кончит и сама не остановит его.

Когда ей удалось развернуться, он стащил с себя белье, но Кензи захотела уже настоящего слияния — и, толкнув его на кровать, забралась на него и, глядя ему в глаза, припала к нему страстным поцелуем, чувствуя свой вкус на его губах. Уже через пару минут, сознавая, как велико его возбуждение, она, опустившись на его восставшую плоть, устроила страстную скачку, прекращая ее лишь после того, как он с выпученными глазами и вздувшейся на лбу веной начинал выкрикивать ее имя.