Маленькие грязные секреты

На этой фотке они смотрелись как суперская гламурная парочка, и глаза Кензи невольно наполнились слезами. Дело не в том, что она не знала, насколько Дерек из другого мира. Дело в том, что до этого момента она не думала, что ее это могло волновать. Мучительно было смотреть на них, сознавая, что такая жизнь ей никогда не светит.

Марин разместила это фото всего пятнадцать минут назад, и пока появился лишь один комментарий, но с совершенно незнакомой Кензи странички, обозначенной как «Sebastiansdad76»:

Sebastiansdad76: Я очень люблю тебя, милая. За наше здоровье. С годовщиной, любовь моя. За грядущие сорок лет.

Милая. Дерек называл Марин милой. А Кензи он называл деткой. Она даже не задумывалась, какой разный смысл может скрываться в таких ласковых обращениях.

Ей необходимо перестать пялиться на их фотографии. Нужно выйти из Инстаграма. И убраться из их дома.

Но ей также нужно облегчиться.

Черт с ними. Можно же напоследок заглянуть и в их туалеты…

Дом перестроили сверху донизу, и Кензи, как начинающий дизайнер мебели, обратила внимание на четкие линии и изысканное использование пространства. В доме ощущалась атмосфера приверженности традициям, но в современном стиле.

…— Я вырос в трейлерном парке, — признался Дерек в их первую ночь, когда он лежали, сплетясь голыми телами, в номере отеля «Кедровый ручей». — У нас ничего не было. Было меньше чем ничего. Мой отец ушел, когда мне было два года, и у мамы остались на руках три сына. Всех нужно было кормить, а я был младшим. Мне никогда не доставалось новой одежды. Никогда не доставалось нового велосипеда. Мне лично никогда не покупали ничего нового. Мы всегда хотели есть. А в доме вечно не хватало еды.

— Тяжко, — сочувственно заметила Кензи, коснувшись его часов — шикарного «Ролекса». — Зато теперь ты достиг успеха.

— Да, — согласился Дерек и продолжил, целуя кончики ее пальцев: — Именно поэтому мне так важно то, как я живу. Мне нравится хорошая одежда. Нравится ездить на хорошей машине. Нравится иметь наличные в кошельке, даже если я пользуюсь кредитками. Мне нравится не быть бедным. Наверное, желание выбраться из бедности довело меня до своеобразной дерзости… — Он задумчиво помолчал. — И эта дерзость подталкивала меня вперед. Именно она привела меня к успеху.

— А что привело тебя сюда? — спросила Кензи, похлопав рукой по кровати.

Дерек приподнялся и мягко опустился на ее обнаженное тело. Она машинально раздвинула ноги. Они уже занимались сексом недавно, но он был готов повторить.

— Мне нравится, что ты знаешь меня лишь отчасти, — посмотрев ей в глаза, признался Дерек. — Нравится, что ты знаешь меня только как состоявшегося человека, не имея понятия о том, каким я был раньше. Что у нас с тобой нет общего прошлого.

Кензи понимала его. Ей отлично знакомо стремление к новой жизни, но путь к ней не легок, особенно, если родственники и старые друзья принимают все близко к сердцу.

— С тобой у меня нет двадцатилетнего груза ошибок, — прошептал Дерек, и Кензи почувствовала, как он вновь проник в нее. Она развела ноги пошире и, обхватив руками его ягодицы, помогла проникнуть на всю глубину себя. — Ты подобна чистому листу новой истории и даже не представляешь, как отчаянно я нуждаюсь в обновлении.

Не нужно быть психологом, чтобы понять, что она была своего рода отдушиной. Их отношения всегда ограничивались строгими рамками. Когда Дерек с ней, он может не думать о своей жене, пропавшем сыне, об этом доме или о любых своих делах и обязанностях.

Проблема в том, что Кензи не могла понять, почему кому-то могло захотеться сбежать от такой жизни. Бедный, печальный, богатый человек. Этот дом просто великолепен: трехметровые потолки, сверкающие паркетные полы, светильники, стоившие, вероятно, больше, чем ее аренда.

Здесь даже пахнет деньгами.

…В поисках ванной она заглянула в одну из комнат, но там оказалась только прачечная, и такой фантастически шикарной прачечной Кензи еще не видела. Помимо большой стиральной машинки и сушилки, там имелись встроенные шкафы для всего неприглядного хозяйства, типа моющих и чистящих средств, сушильных простыней и прочей мелочовки. Какое удовольствие, должно быть, не делить прачечную с сотней других жильцов! Тем более такую роскошную…

В коридоре Кензи заметила также три шкафчика. На каждом — вручную расписанная деревянная табличка. На том, что слева, написано «МАРИН». На том, что справа, — «ДЕРЕК». А на том, что посередине, — «СЕБАСТИАН».

Себастиан… Вот это да! Внутри все еще висела его курточка, под которой стояли резиновые сапожки, а в нижней корзине — рюкзачок, украшенный мультяшными собачками из «Щенячьего патруля»[51]. Она вдруг осознала, что невольно протянула руку и коснулась детской курточки, но тут же отдернула ее назад. Нет. Нельзя прикасаться к его вещам. Нельзя доходить до такого кощунства.