Поскольку ее мочевой пузырь угрожал лопнуть, Кензи быстро вышла из коридора и продолжила самовольную разведывательную экскурсию, размечтавшись о том, как бы она изменила интерьер, если б жила здесь с Дереком. Честно говоря, менять особо было нечего. У Марин отличный вкус.
Медленно поднимаясь на второй этаж по винтовой лестнице, Кензи разглядывала висевшие на стене рамки с фотографиями. Все они запечатлели этапы взросления сына Дерека и Марин.
На последней, рядом с верхней ступенькой, должно быть, самая недавняя фотка. На ней Себастиан одет в точно такой же свитер с оленем, как на постере о Пропавшем ребенке, только на этом снимке он сидел на коленях Санты со счастливой улыбкой на лице.
До Кензи вдруг дошло, насколько кошмарна эта история на самом деле. Довольно просто не думать об этом, если даже сам Дерек предпочитает ничего не вспоминать, но здесь, в их доме, проходит половина его жизни, и именно ее Кензи не суждено ни узнать, ни увидеть.
Как отца. Потерявшего ребенка. Женатого на матери. Потерявшей ребенка.
Пристально глядя на детскую фотографию, Кензи вспомнила, что Себастиан исчез в последнюю субботу перед Рождеством. А ведь они могли бы, вероятно, нарядить елку в передней гостиной, где она сияла бы электрическими гирляндами так, что все соседи могли увидеть его в их окнах. Они, вероятно, закончили бы все свои рождественские покупки, большинство подарков завернули в праздничные упаковки и положили под елку, но несколько детских спрятали — ведь их следовало открыть только в рождественское утро.
Но вместо того, чтобы проснуться под топот детских ножек, бежавших по коридору и вниз лестнице, вместо радостных воплей при виде сложенных под елкой подарков дом оставался тихим и печальным. Некому было открывать детские подарки. С тех пор здесь жили лишь воспоминания о мальчике.
От всех этих мыслей Кензи стало так тошно, что она не сразу отдышалась и пришла в себя. На стене наверху лестницы висела черно-белая фотография (восемь на десять) Дерека и Марин на пляже в день их свадьбы. На невесте — богемно-шикарное свадебное платье. На женихе — светлые брюки и белая рубашка с закатанными рукавами. Они смеются, держась за руки, их волосами играет ветер. На этом фото Марин моложе Кензи и умопомрачительно красива.
Кензи медленно прошла по второму этажу к спальне, видимо, принадлежащей Себастиану. На двери какая-то веселая наклейка; приблизившись, она опять узнала одного из персонажей «Щенячьего патруля». Все комнаты открыты, кроме этой.
Ей не захотелось открывать ее.
Кензи хотелось посмотреть только семейную спальню, а она явно находилась в конце коридора за двойными дверями. За порогом паркет сменился ковром. Но не дешевым протертым паласом, как в ее квартире. На этом сплошном и толстом вязаном ковре ее ноги даже не оставляли следов. И на площади одной только спальни, вероятно, разместилась бы вся их с Тайлером квартира.
К внутренней стене примыкала широченная кровать с зеркальными тумбочками по бокам. Одна тумбочка забита книжками: несколько сборников из серии «Помоги себе сам», остальные — беллетристика. Полка второй тумбочки пуста, не считая лежавшего с краю зарядного устройства. Кензи моментально догадалась, с какой стороны спал Дерек. Он — не читатель.
Войдя в смежную со спальней ванную комнату, Кензи сразу вспомнила иллюстрации из гламурных журналов и почувствовала приятный лавандовый аромат. Плитка на полу была выложена затейливым узором. Застекленная душевая кабина достаточно велика, чтобы принимать душ вдвоем. Кензи впервые увидела такой большой туалетный столик с раковиной, а возле окна, на ножках в виде львиных лап, стояла ванная, настолько глубокая, что рядом поставили табуреточку для более удобного входа. Туалету отвели отдельное помещение за дверью рядом с душевой кабиной, и Кензи поспешила прямо туда, чтобы наконец облегчиться.
Гардеробную она не смогла даже толком оценить. Половина Дерека полна костюмов, что не удивительно. Но половина Марин… вмещала огромную коллекцию