Маленькие и злые

Не прибавил радости и разговор с кучером, который, казалось, знал все и про всех здесь. Старик сообщил, что генерал уже долго не показывался на людях, предпочитая жить затворником с семьей в Ялинах, а на само поместье уже нашелся покупатель, некий богач из Варшавы, и якобы он с супругой уже прибыл сюда для осмотра покупки около месяца назад. Кто он, извозчик не знал, но по разговорам со знакомыми описывал как смешного пузатого коротышку, который путешествовал с супругой, женщиной тощей и долговязой, что придавало его виду еще больше комизма. Говорили, у приезжего пана было столько багажа, что под него он нанял отдельный экипаж. Тяжелые чемоданы, сумки и коробки едва уместились в нем, а сам путешественник кричал на грузчиков, грозясь оторвать им руки, если хоть что-то сломается или потеряется в дороге.

— Почти прибыли, паночек, — сказал наконец кучер, — вон уже Ялины.

Песецкий даже привстал, заглядывая вперед. Самого имения он, правда, не разглядел, дорога упиралась в густую стену елей, разрезая ее надвое. Теперь понятно, откуда поместье получило свое название. Ялины — ели по-белорусски. Они въехали на территорию усадьбы, и лошадка, почувствовав хорошую дорогу, резво зацокала копытами по брусчатке. Деревья по обе стороны представляли собой нечто вроде парка, немного неухоженного, но все равно красивого, всяко лучше, чем сплошные болота вне усадьбы. Само поместье притаилось среди елей в глубине парка — большое двухэтажное здание в стиле позднего барокко с массивными колоннами на центральном фасаде, окруженное флигелями и хозпостройками. Территорию поместья огораживала кованая чугунная ограда. Тарантас остановился возле открытых настежь решетчатых ворот.

— Тпрууу, — кучер натянул поводья, — прибыли.

Песецкий, подхватив чемодан, спрыгнул с подножки экипажа, быстро размял ноги и, отсчитав деньги, расплатился с извозчиком. При самом учителе остались только сущие гроши: в случае чего никак не хватит на обратную дорогу. Теперь все зависело от встречи и приема хозяином.

— Дзякуй, паночек, — улыбнулся старик.

Он развернул тарантас и тронулся в обратный путь, хлестнув вожжами по бокам лошади.

— Храни вас пан Езус! — только крикнул на прощание.

Учитель прошел через ворота и оказался на территории усадьбы, которая на первый взгляд казалась вымершей. Тишина обволакивала, только ухали вдалеке какие-то болотные птицы. Осень в этом году выдалась ранней. Воздух стоял густой и неподвижный, казалось, что даже двигаться в нем тяжело, как в кошмарном сне, когда ты пытаешься бежать, но ноги вязнут в тягучей и тяжелой пустоте. Болотная сырость заползала за воротник и за пазуху, заставляя ежиться, втягивать голову в плечи. Песецкий шел по дорожке к дому, под ногами хрустел гравий. Мимо пожухлых лужаек, присыпанных палой листвой и неработающего фонтана со скульптурой русалки.

Только подойдя ближе к усадьбе, учитель понял, что она все-таки обитаема. В окне верхнего этажа он увидел несколько маленьких фигурок, которые неподвижно стояли и смотрели на улицу. Он не мог рассмотреть лиц, только силуэты, поэтому просто помахал рукой в знак приветствия. Силуэты, видимо, дети хозяина (бывшего хозяина?), не ответили, остались стоять неподвижно. Песецкий подошел к дверям, ударил несколько раз тяжелым молотком на цепочке.

Ждать пришлось долго. Только спустя несколько минут, пока учитель нервно переминался с ноги на ногу, изнутри послышались чьи-то неторопливые, но звонкие шаги. Дверь со скрипом отворилась.

Странности начались (учитель понял это позже), как только на пороге появился первый обитатель усадьбы. Дверь открыла немолодая маленькая женщина. Горничная, судя по кружевному переднику и такому же белому чепчику. Она с вопросом подняла глаза на гостя. В них читалась усталость и какая-то едва ли не смертная тоска. Лицо же оставалось неподвижным, ни один мускул не дрогнул.

— Добрый день, — поздоровался Песецкий, — я учитель к пану генералу.

Он протянул женщине письмо Пекося с вызовом. Она быстро пробежала глазами по строчкам и отступила, давая дорогу. Просторный холл поражал убранством, учитель чуть не ахнул при виде роскоши. Мрамор, скульптуры, картины на стенах, мягкие ковры на полу.

— Добро пожаловать, — раздался из глубины помещения мужской голос.

Широкая лестница вела на второй этаж. В конце марша стоял человек, при виде которого сердце учителя глухо стукнуло в груди. Это был не генерал. Песецкий не раз видел Пекося на фотографиях в газетах, где тот принимал парады или сидел на приемах бок о бок с Пилсудским. У мужчины на лестнице не было ни военной стати генерала, ни тем более его роста. Когда мужчина начал спускаться по ступенькам, учитель отметил, что он самый настоящий коротышка, почти что карлик.