Маленькие и злые

Казалось, что ноги сами вели его вперед, хотя за время, проведенное здесь, Песецкий еще не выучил расположение всех комнат, тем более не путешествовал по поместью ночью. Однако он почти подсознательно распознавал дорогу в переплетении стен, дверей и углов. Ему даже не казалось странным, что в огромном доме так хорошо слышны звуки, доносящиеся невесть откуда. Голоса не становились громче или тише, они звучали постоянно на одной ноте. Приглушенные, чуть громче шепота — чудилось, что шепчутся сами стены: неразборчиво, с вкраплением отдельных фраз и тихого женского смеха.

Учитель замер на лестнице, парализованный страхом. В тусклом свете лампы ему привиделась маленькая тень, скользнувшая из-под ног по массивным ступеням и скрывшаяся в темноте наверху. Тут же вспомнился недавний кошмар — мертвая пустыня с гремящими костями болванчиками и маленькие душители на его постели. Песецкий постоял с минуту, прислушиваясь. Ничего, только прежние неясные шорохи голосов в темноте. Они не стали громче, но учитель был уверен, что почти пришел. Наконец он снова двинулся в путь, списав тень на лестнице на испуганную крысу. Он знал, что старинные усадьбы вроде этой кишат грызунами и паразитами. Хозяева заводят кошек и травят крыс мышьяком. Правда, в Ялинах не было и следа домашних животных; по-видимому, обходились только ядом. Не слишком эффективно, судя по всему.

Дверь в хозяйскую спальню была приоткрыта, словно приглашая подойти и посмотреть. Песецкий застыл, во все глаза наблюдая за происходящим. Не позаботившись хоть как-то скрыть свое присутствие, погасить или замаскировать лампу. Просто стоял и смотрел.

На широкой супружеской кровати стоял Чеслав Батлейщик. Стоял во весь свой детский рост, в обуви, облаченный в неизменный серый костюм. Перед ним, спиной к учителю, стояли на коленях генерал и его супруга. Песецкий ошибался, думая, что хозяева никогда не меняли одежды. Сейчас они были вовсе без нее. Он видел старческую костлявую фигуру Пекося и формы баронессы. Пани Анне было под сорок, но ни возраст, ни рождение троих детей не испортили ее женской красоты.

Впоследствии Песецкий так и не разобрался до конца, в каких отношениях состоял Батлейщик с Пекосями, но вряд ли это было некоей разновидностью эротических игр. В самой сцене не было ничего возбуждающего или соблазнительного, это скорее походило на некий религиозный обряд.

Батлейщик стоял на кровати, глядя на хозяев сверху вниз. Строго и с укоризной, как суровый, но справедливый отец, отчитывающий нашкодивших детей. В коленопреклоненной позе генерала с супругой было раскаяние и смирение.

Голоса продолжали шептаться, но они не принадлежали ни Батлейщику, ни людям перед ним. Все неподвижные и молчаливые. Шепот исходил из глубины комнаты, где ворочались в темноте неясные тени. Песецкий шагнул вперед, свет лампы робко нырнул в пространство хозяйских покоев. Там были куклы. Вся стена за кроватью была увешана маленькими телами. Пестрые костюмчики, бесстрастные невыразительные лица, пуговки и грубые неровные стежки, пересекающие пухлые, набитые ватой тушки.

Куклы были распяты на стене, привязаны нитями, притянуты петлями, похожими на испанские гарроты. Голоса смолкли, а в десятках стеклянных глаз отразился свет лампы, будто стена расцвела тусклым сиянием маленьких звезд, которые теперь смотрели прямо на застывшего в дверях учителя.

Песецкий отступил и быстро пошел прочь, не в силах больше выносить этого зрелища. Когда он спускался по лестнице, голоса вернулись, но прежний робкий шепот теперь заглушал хриплый смех. Он принадлежал тому, кто скрывался в темноте в глубине комнаты.

Коридор. Еще одна приоткрытая дверь. Учитель неохотно заглянул в нее. В центре комнаты на стульях с высокими спинками сидели Францишек, старший сын генерала, в своем мундире улана и горничная Магда в кружевном переднике. Оба сидели ровно, сложив руки на коленях и глядя прямо на учителя. На лицах виднелись дорожки слез. Францишек моргнул. Быстро, три раза, потом еще три, но уже медленнее. Следом — три быстрых взмаха век. Три медленных. И еще раз.

Песецкого осенило. Точно так же моргала сегодня Божена в учебной комнате. Он бросился бегом к своим покоям. В свете лампы по стенам ползли жуткие уродливые тени.

Закрывшись на ключ, он начал рыскать по книжным полкам. Где же она? Он точно ее видел, просто не обратил внимания. Он был почти уверен, что разгадал сигналы хозяйских детей, но хотел удостовериться, убедиться окончательно. Вот! Нашел. Он выудил зажатый меж пухлых томов классиков потрепанный справочник в бумажной обложке. Шифровальная азбука американского изобретателя Морзе. Песецкий увлекался ей в юности. Быстро пролистал, нашел нужную страницу. Точно. Три коротких, три длинных и снова три коротких.

Божена и Францишек подавали сигнал бедствия.

*

На следующее утро в учебную комнату явилась только маленькая Бенедикта. На вопрос учителя, где ее сестра, ответила, что Божене сегодня нездоровится, и сразу же принялась монотонно бубнить выученный урок — спряжение французских глаголов.