Маленькие милости

Джордж вскидывает голову, все еще несколько заторможенно.

– Вы с Брендой не похожи на парочку. – Она как раз засыпала, когда эта мысль вдруг пришла ей в голову.

– А мы и не парочка.

Мэри Пэт на секунду прикрывает глаза: скольких еще гадостей ей предстоит наслушаться?..

– Значит, если Рам служил прикрытием для Фрэнки Туми, кого тогда прикрывал ты?

– А вы как думаете?

Она какое-то время молча сидит в темной духоте салона и наконец находит в себе силы произнести:

– Марти…

Джордж не кивает, но и не мотает головой. Просто смотрит ей в глаза.

– И последний вопрос, Джордж… Когда у них с девочками все это началось на самом деле?

Он где-то с минуту пытается собрать мысли в кучку.

– Фрэнк часто говорит, что девичьи бутоны нежнее всего именно в девятом классе.

Потом Мэри Пэт будет вспоминать эти слова и задаваться вопросом, как она не убила Джорджа на месте.

* * *

Они едут в сторону центра.

– Знаешь, за что ее убили?

Джордж не в себе и раздражителен. Он то и дело дергает правой рукой, чтобы прикрыть глаза от солнца, но наручники не дают. А одной левой руки не хватает.

– Фрэнки рассвирепел, когда она позвонила ему домой после полуночи, угрожая всем всё рассказать.

– Рассказать – что?

Джордж опасливо косится в ее сторону.

– Я уже в курсе про беременность, – успокаивает его Мэри Пэт. – Рам сообщил.

– Ну вот… собственно, этим она и угрожала.

Мэри Пэт случайно выезжает на встречную полосу и резко крутит руль, чтобы не врезаться в такси. Ее отвлекли не слова Джорджа, а воспоминание о последнем дне с дочерью. Они шли по Олд-Колони-роуд, на Джулз накатила та странная хандра, и Мэри Пэт, взбесившись, спросила у дочки, не ПМС ли у нее. А Джулз тогда ответила: «Нет, ма. Точно нет».

«А ведь она пыталась мне сказать, – думает Мэри Пэт. – Только я ее не услышала. Я вообще ничего не видела и не слышала. Потому что не хотела. Потому что правда – это боль, правда способна разрушить твой мир».

Бродвейский мост перекрыли митингующие против басинга, поэтому приходится ехать в объезд. По Эй-стрит шагают толпы с табличками в духе «Долой басинг!», «Долой Гэррити!», «Долой черных!».

На перекрестке движение тормозит очередная плотная колонна демонстрантов.

– И все-таки почему он ее убил? – тихо спрашивает Мэри Пэт, не до конца понимая зачем, – ведь по большому счету никакая причина не сможет послужить оправданием.

– Она требовала денег на ребенка.

– Так у него полно денег.

– Это не значит, что он готов ими разбрасываться. К тому же, насколько я понял, она просила ну прямо много. Сказала, что не хочет, чтобы ее ребенок рос так же, как она.

Сердце у Мэри Пэт сжимается, но она старается не подавать виду.

– И что было бы, если б Фрэнк не заплатил?

– Она бы рассказала всем, что ребенок от него.

– А ты сам откуда знаешь?

– От Ларри Фойла. Он реально переживал по этому поводу. Говорил, что так нельзя. Типа, «мы что, теперь девчонок убиваем?».

– А ты как к этому отнесся?

– Меня это тоже огорчило.

Мэри Пэт поворачивает голову к Джорджу. Тот по-прежнему пытается укрыться от солнца.

– Врешь, – говорит она.

– Вру, – произносит он со вздохом.

– Мне вот всегда было интересно, Джордж, ты вообще хоть за кого-то переживаешь?

Он задумчиво смотрит на свое отражение в стекле.

– По идее, должен бы, но… Нет. Кроме мамы, мне никогда ни до кого не было дела.

– Что ж, зато честно.

Джордж кивает в сторону поредевших, но все равно еще довольно многочисленных групп демонстрантов, переходящих через Эй-стрит.

– Вот несчастные придурки… Какая разница, отобьете вы свою долбаную школу от ниггеров или нет? Вы по-любому проиграли. Тюрбаноголовые уже всё решили: хер вам, а не нефть, будете ходить пешком, пока мы не возобновим поставки. А вы и дальше воюйте с ниггерами, такими же нищими и угнетенными, как вы, и называйте это борьбой за правое дело.

Наконец машины могут проехать. «Нова» успевает преодолеть перекресток уже почти на красный.

– Если тебе на все это плевать, зачем ты тогда затеял драку с тем чернокожим? – спрашивает Мэри Пэт.

Джордж опускает ладонь и смотрит на нее, подставляя беззащитное лицо ярко-желтому свету, бликующему на его коже.

– Он был слабый, по глазам видно.

– А может, просто испугался?

– Страх – это слабость. – Он снова прикрывается от солнца. – Терпеть не могу слабаков.

– А если это была не слабость, а добродушие?

Джордж недоуменно смотрит на Мэри Пэт. Поняв, что она всерьез, он издает хохоток:

– Ну что ж, тогда не свезло.

Мэри Пэт косится на него, впервые за все эти годы сумев, кажется, разгадать его сущность.

– Теперь мне все про тебя ясно, Джордж. В тебе нет гнева. Ты просто ненавидишь людей.

Следующие два перекрестка они молчат.

Сворачивая на Конгресс-стрит, Мэри Пэт спрашивает:

– Почему он оставил тело?

– А?..

– Если Фрэнк Туми убил мою дочь в том доме, то почему оставил тело там?

– Может, потому что за домом следят? – предполагает Джордж, пожимая плечами. – Так, по крайней мере, считает Марти.

– Кто следит?

– УБН.

– А Марти откуда знает?

– У него есть свой человек в ФБР.

– Гонишь? – Мэри Пэт невольно вскидывает брови и присвистывает.

– Не гоню. Именно поэтому его никто не трогает.

Она взвешивает это утверждение.