Маленькие милости

Выдохшись, они лежат в постели Кармен на третьем этаже и слушают звуки жаркой сентябрьской ночи, доносящиеся с Чендлер-стрит. Бобби вдруг охватывает чувство, которое время от времени появлялось после возвращения с войны, но нисколько при этом не надоедало: «Как здорово быть живым».

Кармен выбирается из постели.

– Воды принести?

– Буду очень благодарен.

Покачивая обнаженными бедрами, она идет на кухню и приносит оттуда два полных стакана. Разглядывая Кармен, Бобби обращает внимание, что одна грудь у нее чуть больше другой, а зеленые глаза немного светятся в сумраке. Кармен присаживается на кровать, отдает Бобби стакан, и они некоторое время молча изучают друг друга.

– Мне нравится твоя чуткость, – говорит она.

– В чем это проявляется?

– Во всем. Но особенно в постели. Ты прислушивался к моим ощущениям. Для мужчины это редкость.

– А у тебя было много мужчин?

– Конечно, – отвечает она без тени стеснения. – А у тебя?

– Мужчин? Нет. Зато женщин порядочно.

– Вот поэтому мы не будем ворошить прошлое.

– Да, ничего хорошего из этого обычно не выходит.

Кармен заползает к Бобби под бок и, держа свой стакан на весу, приникает губами к его губам. Ее волосы щекочут его по щеке. Поцелуй теплый и неспешный. «Вот еще одна незамысловатая радость жизни – лежать и целоваться», – думает Бобби.

Кармен отстраняется и смотрит на часы на прикроватном столике.

– Ты вроде говорил, что тебя сегодня покажут по телевизору?

– Я говорил «может быть, покажут». Мы попали на камеру, когда сопровождали в суд тех двоих парней.

Она переползает к изножью кровати и, потянувшись, включает небольшой черно-белый телевизор на комоде.

На Пятом канале как раз заканчивается вступительный ролик к выпуску новостей. Показывают студию, затем крупным планом стол ведущего, и в прямоугольнике над правым плечом Чета Кёртиса возникает Бобби. («Блин, еще и главный сюжет», – думает он.) Рядом с ним Винсент и прячущие лица Рам Коллинз с Джорджем Данбаром. Ведущий говорит о большом прорыве в расследовании смерти молодого чернокожего накануне вступления в силу спорного решения городского суда о десегрегации двух государственных старших школ.

Съемка из студии резко сменяется репортажем с последнего протеста антибасеров около станции «Бродвей».

– С ума сойти, – произносит Кармен, – мой новый мужчина – телезвезда.

– Я твой новый мужчина?

– А что, сомневаешься?

– Просто не ожидал, что уже заслужил подобное звание.

– О, еще как заслужил.

Тем временем на экране митинг предсказуемо оборачивается беспорядками. Камеру несколько раз трясет. Крупный мужчина из школьного комитета что-то кричит в рупор, в его речи проскакивают слова типа «тирания» и «порабощение».

– Если б школьный комитет все эти годы шел на компромиссы, а не ставил с самого начала палки в колеса, – говорит Кармен, – может быть, до такого и не дошло бы.

– Ты, безусловно, права, – соглашается Бобби. – Однако почему вечно получается так, что другим всегда виднее, чем бедным полезно питаться, неважно, вкусно это или нет? В богатых районах ведь ничего подобного не происходит.

– Потому что там нет государственных школ.

– Верно. Они просто не хотят вливаться в эту систему, точно так же как не хотят, чтобы к ним прокладывали метро и автобусные маршруты. Тамошние обитатели категорически не желают мешаться с беднотой вообще и черными в частности. По крайней мере, так кажется.

– Не все пригороды белые.

– Да? Назови хотя бы один.

– Ну… – Кармен задумывается.

Бобби терпеливо ждет.

– Я прямо чувствую, как от тебя исходит самодовольство, – произносит она.

– Пригороды специально устроены так, чтобы избежать плавильного котла, – говорит он. – А теперь оттуда начинают указывать всем остальным, как именно им нужно сосуществовать друг с другом.

– Но ведь школы и правда сегрегированы, – замечает Кармен.

– Да. И так быть не должно, тут я даже возражать не стану. Это все расистский бред, мириться с которым нельзя. Однако выход должен быть другой.

– Какой?

Увлеченный спором, Бобби открывает было рот, но так и замирает.

– Я… я понятия не имею.

– В этом-то и беда. Если никто не может предложить решения лучше, то существующее решение – лучшее по определению. Просто потому, что оно вообще есть.

Бобби задумчиво молчит.

– Кажется, я тебя не убедила.

– Что бы мы ни утверждали во всеуслышание, глубоко в душе все знают, что единственный закон и бог – это деньги. Если у тебя есть деньги, то не нужно ничего бояться, не нужно страдать за свои идеалы; ты просто перекладываешь ответственность на других, а сам остаешься чистеньким.

– У-у, – произносит Кармен. – Да ты циник, я погляжу.

– Вернее сказать, скептик.

– Нельзя сравнивать государственные школы с частными школами в пригородах. Это совершенно разные вещи.

– Почему это?

– Потому что там люди платят за право… – Кармен замолкает на полуслове и поворачивается к нему лицом. – Ах ты ж гад…

– С чего вдруг?

– Ты меня подловил.

– А вот и нет.

Кармен некоторое время молчит, затем произносит:

– Но что-то же нужно делать.