Маленькие милости

Глава Активистского комитета цветных горожан высказал мнение, что убийство Огги Уильямсона лишь первое в череде будущих «линчеваний», которая начнется, когда чернокожих детей примутся возить в Южный Бостон. Еще один видный общественник воззвал к прекращению расовой нетерпимости, а представитель Кооператива малых предприятий Роксбери-Кроссинг обнародовал петицию с требованием переименовать станцию «Коламбия» в станцию имени Огастеса Уильямсона или как минимум установить мемориальную табличку на входе.

Народ продолжает стекаться, теперь в большинстве своем махровый рабочий или низший средний класс, о чем говорит одежда из «Сирса» или «Зейра», а не из «Филенз» или «Джордан Марш». Мэри Пэт потому и выбрала крайнее место справа, чтобы в случае чего быстро и незаметно скрыться, однако подходит группа прощающихся, которую замыкает пожилая женщина с ходунками, и Мэри Пэт взглядом просят пройти дальше. Она повинуется, но с другой стороны заходят еще пять человек, зажимая ее посередине. Когда Мэри Пэт снова поднимает голову, вся церковь уже набита людьми; кто-то даже стоит сзади, обмахиваясь брошюркой с текстами гимнов или программкой похорон.

Перед самым началом службы появляется детектив Бобби Койн и встает у левой стены между двумя витражными окнами. Встретившись взглядом с Мэри Пэт, он удивленно вскидывает брови, затем приветливо улыбается ей и жестом показывает, мол, «когда все кончится, пожалуйста, задержитесь».

Входят родственники с гробом. Мэри Пэт представляет лежащего внутри парня, затем – свою дочь в морге, и ее накрывает страшной волной горя и утраты, но еще и ощущением греха, который Мэри Пэт не может ни назвать, ни даже внятно описать. Только понимает, что запятнана этим грехом. На мгновение ей кажется, будто она вот-вот лишится чувств. Воздух вдруг становится слишком разреженным и слишком тяжелым одновременно. Мэри Пэт хватается за спинку скамейки впереди и не отпускает, пока приступ головокружения не проходит.

У католиков похороны по длительности уступают только свадьбам и рождественским службам, но даже с таким опытом Мэри Пэт совершенно не ожидала, сколько может длиться эта церемония у баптистов. Сначала звучат аж четыре спиричуэлса[45], следом идет отпевание, а затем преподобный Тибодо Джосайя Хартстоун III, ведущий службу, напоминает прихожанам, что его назвали в честь одноименного городка в штате Луизиана, где менее века назад белые ополченцы напали на дома негров – уборщиков сахарного тростника (в числе которых были и дед с бабкой преподобного Хартстоуна), устроивших забастовку, и перебили свыше полутораста мужчин, женщин, детей и стариков (в числе которых были и дед с бабкой преподобного Хартстоуна) за то, что те осмелились требовать человеческого обращения и справедливой платы за свой труд. Речь преподобного сопровождает хоровое «аминь» и редкие возгласы вроде «Господи Иисусе!» и «Боже, помилуй!».

– …И кто эти четверо белых подростков из Южного Бостона, как не очередные народные мстители? – вопрошает преподобный Тибодо Джосайя Хартстоун III у паствы. – Чем ополченцы прошлого отличаются от неотесанных негодяев, лишивших жизни нашего дорогого сына Огастеса? И за какое прегрешение? За то, что у него сломалась машина и он всего лишь хотел попасть домой? За то, что хотел стать лучше и поступил на курсы подготовки менеджеров в «Зейре»? За то, что посмел оказаться на улице и воспользоваться станцией метро, которое эти подростки считают своим? О таком ли молоке человеческой доброты говорил Господь наш Иисус Христос?

У Мэри Пэт снова кружится голова, а к горлу подступает ком. Надгробная речь над Огги Уильямсоном в ее сознании как будто перетекает в надгробную речь над Джулз. Надгробную речь над тем, что Мэри Пэт оставила после себя как родитель.

– Нет!.. – отзываются собравшиеся.

– Нет! – ревом вторит им преподобный, вскидывая руку к потолку. – Нет! Потому что, братья мои и сестры, этот мир им не принадлежит. Это наш общий мир, мир Божий. И у них нет никакого права забирать дитя Божье из Его мира просто потому, что их не устроил данный ему цвет кожи.

Мэри Пэт опускает голову и пытается сглотнуть горячую желчь. Из-за ушей катятся крупные градины пота, затекая за воротник рубашки. Одна капля продолжает катиться по позвоночнику. Мэри Пэт часто хватает ртом воздух, не поднимая головы.

– Но Бог милостив, – продолжает преподобный.

– Аминь!..

– Бог справедлив!

– Да!..

– Он говорит мне: «Огастес сейчас со Мной!»

– Хвала Иисусу!..

– «И Я, ваш Господь и Спаситель, покараю тех, кто причинил боль брату Моему Огастесу! Ибо Я есть Господь!»

– Славься, Господи!..

Закончив метать громы и молнии, преподобный Тибодо Джосайя Хартстоун III затягивает гимн «День прошел и ушел», и прихожане с жаром подхватывают. В их голосах мешаются радость и гнев, божья любовь, расстройство и страсть, подобных которым Мэри Пэт прежде никогда не слышала. От напора содрогается пол, содрогаются скамьи, содрогаются даже сами стены церкви.