Трефилов, явно борясь с собой, начал было открывать рот, чтобы дать точный ответ, но внезапно его правая рука сначала нырнула во внутренний карман, а потом отправила что-то в рот. После чего перед нами свалился бездыханный труп. Я не успел ни остановить преступника, ни попытаться реанимировать: яд оказался мгновенного действия и перевел Трефилова из живого состояния в мертвое за долю секунды.
— Вот скотство, — зло выдохнул Греков. — Самое важное-то мы не узнали.
— Как это не узнали? — отмер князь. — Заговор против Шелагиных — разве это не важно? И Илья, ты же живой, мне не мерещится?
Смотрел он сейчас на меня совсем по-другому, не так, когда у него основным наследником считался Николай. Конечно, князь еще на десять раз проверит слова Трефилова, но из головы не выбросит. Впрочем, сейчас он был почти уверен в том, что узнал правду.
— Я живой. Заговор не против вас. Точнее, не только против вас. И мы не узнали, кто еще вовлечен в вашем княжестве.
— В нашем, — поправил князь.
— Я и говорю — в вашем.
— Это и твое княжество тоже.
Нашел же время. Нам сейчас срочно надо было выявить тех, кто стоял на стороне Живетьевых, а не решать вопрос с моим непонятным статусом. И надо же было этому типу так не вовремя умереть. И все тайны с собой унес.
«А ты говорил, что некромантия не нужна. Сейчас бы допросил Трефилова за милую душу, которая свеженькая и вывалила бы все, что знает».
«Первого уровня хватило бы?» — скептически спросил я.
«Для свежего трупа — весьма вероятно, — с некоторым сомнением сказал Песец. — Допрашивать прямо сейчас не получится, но можно этого мужика запихать в стазисный ларь и завтра допросить». — Песец выглядел пушистым змием-искусителем.
«Он не влезет в ларь — вон какая туша».
«Головы достаточно для допроса».
Вариант допроса мертвой головы мне не понравился со всех сторон. Еще непонятно, получится допросить или нет, но в глазах Шелагиных я буду выглядеть ненормальным маньяком, отрезающим врагам головы. Допросом должны заниматься Шелагины, перед которыми я и без того засветил многовато. Возможно, потом я и осознаю полезность столь замечательной магии, но сейчас предпочел бы с ней не связываться.
— Еще Живетьев есть. Живой, — напомнил я не столько для людей, сколько для симбионта.
— А ведь точно. Нужно его быстренько допросить.
— Он с утра уехал еще до того, как стало известно о смерти Маргариты, — припомнил князь.
Я проверил метку Живетьева и заволновался. Потому что Метка его двигалась от Метки тети Аллы в Горинске в нашу сторону. А это значит, что он опять что-то нагадил у Вьюгиных.
— Его срочно надо задержать. Он едет по трассе из Горинска.
— Откуда знаешь? — подозрительно спросил Греков.
— Я стараюсь приглядывать за всеми врагами, — обтекаемо ответил я. — Мне надо срочно позвонить.
Звонил я Олегу, предполагая, что с дедом что-то не то. Он пообещал выяснить, хотя и был уверен, что если не ему, так дяде Володе непременно позвонили бы, будь что не так.
— Едем на захват Живетьева? — спросил Греков. — Нельзя его в город допустить.
— Он может перезвонить тому же Трефилову, — напомнил князь. — С этим что делать?
Княжич поднял телефон Трефилова и выключил его.
— У вас срочное совещание, никто мешать не должен. Секретаря я предупрежу. Запираешься тут до нашего возвращения.
— С трупом? — возмутился князь.
— А что труп? Труп уже не нападет и гадостей не наговорит, — философски сказал Греков. — Лежит себе тихонечко и даже подванивать еще нескоро начнет.
«Вот кто оценил бы некромантию, — заметил Песец. — Нет у него твоего странного предубеждения к неживым людям. В сущности, чем живое от неживого отличается? Да ничем».
Под эти философские рассуждения мы бодро передвигались по Шелагинскому особняку, причем если с Грекова опять поставленную невидимость я снял вскоре после выхода из кабинета, то сам шел все также незаметно для других.
— Саша, ты опять уходишь? — вывернувший из-за угла Николай выглядел несчастным и потерянным, но его метка сияла ненавистью и злорадством. Похоже, Греков был прав: смерть матери сына не опечалила. — Я не знаю, как дальше жить. Мама умерла и теперь… Теперь я никому не нужен.
Голос у него артистически задрожал, и Шелагин купился.
— Коля, у тебя остались мы с папой. Мы тебя никогда не бросим.
Это он зря обещает: князь точно проверит родство и вряд ли согласится держать рядом чужого сына.
— Все так говорят, а потом уходят. Дай клятву, что ты меня всегда будешь поддерживать.
Греков предупредительно раскашлялся, но Шелагин не обратил на это внимание и явно собирался если не поклясться, то пообещать. Этого я допустить не мог. Оглушение на Коле сработало идеально — я лишь в последний момент успел его подхватить у самого пола.
— Зачем? — возмутился Шелагин, который прекрасно понял, что Коля потерял сознание не от сильных душевных страданий.
Находился я под ворохом заклинаний, которые снимать не собирался, так как ждал звонка от Олега и не хотел, чтобы разговор кто-то слышал. Ответил за меня Греков, но озвучил только одну причину, потому что о второй — моем желании вмазать Коле — если и догадывался, то не наверняка.