Маленькие Песцовые радости

Хотя в свете только что услышанного это уже не казалось выходом из ситуации, потому что тогда меня могут просто хорошо прижать и заставить работать на Шелагиных, а так я буду работать на себя, пусть и будучи Шелагиным. Свободы в том понимании, что я вкладывал в это слово, у меня все равно не будет, только если бросить все и затеряться где-нибудь на другом конце земли. Да и то не факт что не найдут.

— Зимин весьма пессимистично настроен. Говорит, там слишком серьезные повреждения.

Шелагин недовольно закашлял и перевел разговор:

— Как вообще можно скрыть такую огромную машину? Или она хранилась где-то здесь?

— Секреты Рода, — буркнул я в ответ. — Живетьева где будем допрашивать? А главное, сколько по времени? Потому что наружу его вытаскивать нельзя — засекут. Конечно, я записал и нападение, и то, что он говорил, но этого для обвинения всех Живетьевых будет мало.

Транспорт я остановил: отъехали мы далеко, отсюда Живетьев уже при всем желании выбраться самостоятельно не сможет.

— Просмотреть нужно запись и решать, что спрашивать, — предложил Греков, продолживший охлопывать валяющееся в отключке тело внука непростой бабушки.

Для Живетьева, наверное, это было даже благом: свернутый на сторону нос, из которого текла тонкой струйкой кровь, наверняка будет сильно болеть при возвращении в реальность. А еще непременно заболит душа при виде рук в ограничителях, которые уже успел нацепить Греков, и груды изъятых предметов, среди которых были не только телефон и артефакты, но и подозрительного вида флакончики с зельями, пилюлями и порошками. И что-то мне подсказывало, что там отнюдь не целительские снадобья. Заклинание малого анализатора, использованного на первой же открытой емкости, указало, что там находится нечто ядовитое.

— Запись воспроизвести не на чем, — отрезал я. — Я не на телефон снимал. А тот носитель, что стоит в камере, ничем из моих устройств не читается.

Разумеется, причиной моего нежелания показывать видео было не это: камера прекрасно могла работать на воспроизведение, да и в используемом мной транспорте имелось гнездо под кристалл. Но показывать посторонним я собирался только выжимку, пусть они и твердили, что на моей стороне.

— Там что-то интересное говорилось?

— Говорилось. Живетьев говорил о захвате власти и о том, что ваши трупы могут проверять по приказу императора, поэтому нести вас должны так, чтобы случайных повреждений не было. И говорил об убийстве князя как о деле решенном.

— Сколько он так проваляется? — внезапно забеспокоился Греков, кивнув на Живетьева.

— Сколько надо. Я заклинание подновлю или сниму, если будет необходимо.

— Ага, — задумался он. — Нужно четко понять, что спрашивать во время действия зелья, чтобы не откладывать часть допроса на завтра. Поскольку нам нужно будет отпустить Живетьева сегодня…

— Что⁈ — взвился я. — Как это отпустить? После того как он пытался убить всех нас? Знал бы, придушил его сразу, не тащил на Изнанку.

Греков утробно захохотал.

— Саш, ты слышал? Какой кровожадный у тебя сынок получился, точно не в тебя: ты все миром пытаешься решить. Илья, не заводись, дослушай. Если мы его убьем, то ничего кроме морального удовлетворения не получим. Кроме того, Живетьевы никогда и никому не прощают убийство своей крови. Да, смерти выглядят естественно, но все прекрасно понимают, откуда на самом деле они приходят.

— Живетьевы нам задолжали столько, что мы их вообще на ноль можем помножить и будем в своем праве! — запальчиво выкрикнул я.

— Никто нам не даст этого сделать, — вмешался в разговор Шелагин. — На такое требуется разрешение императора, потому что нарушается баланс. Кроме того, Живетьевы хоть и не княжеский род, но очень сильный. Вступать с ними в открытое противостояние, даже будучи уверенными в собственном праве на это, — не самый разумный поступок.

— Сама Живетьева под замком, — напомнил я.

Разозлился я на эту парочку конкретно. Список прегрешений Живетьева перед Шелагиными был длиннющий, а мне сейчас пытаются доказать, что такие разногласия нужно решать миром. Не иначе как деньгами взять за исковерканные жизни моих близких. Да за кого они меня принимают? Пусть думают что хотят, но Живетьев умрет после того, как выговорится. Потому что он — моя добыча. Пусть отпускают тех, кого ловят сами.

— И это дает нам определенную свободу действий, — продолжил Греков. — Успокойся. От тебя сейчас пар начнет валить. Окна в этой машине можно как-то затемнить, чтобы не было видно, что происходит снаружи?

Переход был слишком неожиданным.

— Можно. А зачем?

— Чтобы дать Живетьеву обещание отпустить после допроса, — невозмутимо пояснил Греков. — Чтобы каждый из нас мог поклясться, что не убивал и не отдавал приказ на убийство Живетьева. Потому что для всех будет лучше, если его бабушка посчитает, что он удрал и затаился. А мы просто откроем дверь и выпнем его наружу.

Я понятливо кивнул и успокоился. Никто не собирался оставлять Живетьева в живых: отпустить его тут — все равно что приговорить к смерти. Не самой приятной смерти, но иной он и не заслуживает.

— А я уж было подумал…