Маленькие пленники Бухенвальда

— Столы и скамейки — это вместо школьных парт. А классная доска — перед тобой. Что еще нам нужно для занятий?

— Мелу бы надо, — сказал Петька.

— Верно! А вот и он. — Яков Семенович сунул руку в карман и показал Петьке маленький брусочек. Подойдя к доске, четко написал:

«У нас будет школа».

Петька от удивления вытаращил глаза.

— Это точно?

— Точно. Только ты не очень громко кричи. Лагерное начальство такую нам школу задаст, если пронюхает.

Перейдя на шепот, Петька стал спрашивать:

— А кто же нас учить станет? А тетради, карандаши, резинки?

— Ну, резинок, может, и не будет… А все остальное постараемся добыть. Есть в лагере люди, которые хотят, чтобы даже здесь, в этом аду, советские дети были грамотными людьми, чтобы они не отстали от своих сверстников, живущих на родине.

Самые маленькие узники, освобожденные от работы, сгрудились около доски. Никто из них еще не умел читать, и надпись, сделанная дядей Яшей, была им непонятна. Но когда они услышали слово «школа», ликованию не было предела.

Дядя Яша объяснил им, что все это надо держать под строгим секретом. Он знал, что дети, познавшие тяжести Бухенвальда, отнесутся к его просьбе так же ответственно, как и взрослые.

— Ну, Петя, теперь сними доску, сложи ее и унеси в спальню. Спрячь хорошенько под свой матрац, я на тебя надеюсь.

«Так вот почему доску сделали складной, — с восхищением подумал Петька, — такую легче прятать».

Доска лежала под матрацем три дня. На четвертый день начались занятия.

Посмотреть, как ребята учатся, пришел старший восьмого блока Франц, австрийский коммунист. Он деятельно участвовал в организации русской школы, хотя знал: если эсэсовцам удастся пронюхать что — нибудь о школе, то быть ему на виселице в числе первых. Но стоило пожертвовать жизнью для того, чтобы дети в Бухенвальде учились.

Блоковый сидел вместе с ребятами и внимательно слушал старого русского учителя Николая Васильевича Федосеенко.

Франц не все понимал, о чем говорил этот седой человек, которому было очень трудно стоять перед ребятами, и он опирался высохшими, костлявыми пальцами о передний стол. Это был горячий энтузиаст своего дела, не боящийся самых страшных последствий.

Говорил учитель с жаром, вдохновенно. Его старческий, надтреснутый голос то опускался до таинственного шепота, та грозно гудел. Как любили его, наверное, те ребята, которых он учил на свободе. Полюбят его и маленькие пленники, одетые в полосатые халаты. И те из них, которые останутся живыми, выйдут из фашистского пекла, никогда не забудут о подвиге старого учителя.

Франц в его речи часто улавливал слова «Родина», «Советский Союз», «наша Красная Армия», «победа». Их он понимал.

Ребята сидели не шелохнувшись, не пропуская ни одного слова учителя.

Илюша забыл даже про голод и уже не проверял, цела ли у него в кармане завернутая в тряпку четвертинка хлеба. Взгляд его не отрывался от старого учителя. Уж очень интересно рассказывает этот дедушка, он обещает научить детей писать и читать. А Илюше так хочется самому читать книжки! Дома из — за болезни он не мог посещать школу, а когда выздоровел и с нетерпением дожидался осени, вдруг началась война.

Во всем виноваты фашисты. Илюшу они схватили на базаре, куда он пришел выменять картошки. Мать в то время лежала больная.

Илюша ходил по базару среди унылой толпы и напевал, чтобы не было так скучно. А к песням его прислушивались. Людям они напоминали то недавнее время, когда они были счастливы. Кое — кто утирал слезы… И Илюша запел громко строевую песню, которую он выучил у красноармейцев, в военном городке. Отец его был командиром Красной Армии.

По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперед,
Чтобы с боем взять…

Но тут с ним случилось то же самое, что с юным барабанщиком, не успевшим до конца пропеть свою песню. Правда, мальчика не сразила пуля. Его схватил в охапку немецкий солдат и бросил в крытую машину. И что только тогда творилось на базаре — вспоминать Илюше страшно. Не он один попал в черный фашистский фургон.

Дядя Яша объявил перемену, когда старый учитель устало сел на скамейку.

Перемена! Как весело она проходит в советских школах!

Совсем не то в подпольной школе. Дядя Яша предупредил ребят, чтобы все было тихо, как в обычное время. Да они и сами понимали: шум, крики могут привлечь внимание эсэсовцев. Некоторые ребята остались сидеть на скамейках, другие, тихо переговариваясь, прогуливались по бараку.

Петька ходил вместе с Илюшей. И, несмотря на то, что желудки у них ныли от голода, два друга были настроены весело: в жизни у них произошло большое событие, особенно у Илюши. Желание учиться так сильно, что его можно сравнить лишь с мечтой быть сытым.

Вспомнив свой разговор с Митей, Владеком и французом Жаном, Петька неожиданно спросил:

— Как ты думаешь, Илья, когда человек счастливым бывает?

Илюша не сразу понял Петьку.

— Ну, понимаешь, что бы ты хотел сильнее всего…

— Мне сильнее всего хочется сейчас уехать домой к маме, папе и бабушке. Я хорошенько поем, а потом пойду в школу.

И тихонько добавил:

— Буду учиться очень хорошо…