Маленькие приключения

Какъ избитый, шелъ я домой. Разочарованіе и стыдъ угнетали меня, я безцльно бродилъ по улицамъ — мн было все равно, гд я. Ужасне всего было то, что мн не на что было вернуться въ Христіанію.

Дождь все еще лилъ.

Я подошелъ къ огромному дому; съ улицы увидлъ я освщенную кассу, гд продавали билеты. Это былъ рабочій союзъ, время отъ времени подходилъ кто-нибудь изъ запоздавшихъ, бралъ билетъ у оконца кассы и исчезалъ за большими дверями въ залъ. Я спросилъ кассира, много ли тамъ народу. Почти вс билеты проданы.

Подлый директоръ разбилъ меня наголову.

Тогда я пробрался назадъ въ свой подвалъ. Я ничего не лъ и не пилъ; молча легъ спать.

Ночью постучали ко мн въ дверь и вошелъ какой-то человкъ. Въ рук у него была свчка. Это былъ господинъ директоръ.

— Ну, какъ ваша лекція? — спросилъ онъ.

Въ другое время я выбросилъ бы его за дверь, но сейчасъ былъ слишкомъ пораженъ его безцеремонностью, и отвтилъ, что отмнилъ лекцію.

Онъ посмивается. Я объясняю:

— Въ такую погоду невозможно читать объ изящной литератур. Онъ самъ долженъ бы понятъ!

Онъ всё посмивался.

— Если бы бы только знали, какъ адски упалъ барометръ, — сказалъ я.

— У меня вс билеты распроданы, — возразилъ онъ. Но больше не смялся; даже извинился, что побезпокоилъ меня: онъ пришелъ съ предложеніемъ.

Предложеніе его было довольно страннаго свойства: онъ снова приглашалъ меня давать объясненія передъ публикой.

Я былъ глубоко уязвленъ, и самымъ ршительнымъ образомъ просилъ его оставитъ меня въ поко: мн хочется спать.

Вмсто того, чтобы уйти, онъ слъ по свчой въ рук ко мн на кровать.

— Поговоримъ о дл,- сказалъ онъ. Онъ сообщилъ мн: того драмменца, котораго онъ нанялъ показывать зврей, слишкомъ ужъ знаютъ. Самъ онъ — директоръ — имлъ феноменальный успхъ, но драмменскій ораторъ все испортилъ. «Э, да это Бьёрнъ Петерсенъ» кричали изъ публики: «Откуда это у тебя тамъ барсукъ?» А когда Бьёрнъ Петерсенъ объявилъ по программ, что это вовсе не барсукъ, а гіэна изъ земли бушменовъ, — она растерзала ужъ троихъ миссіонеровъ, — то зрители закричали: что онъ ихъ считаетъ за дураковъ, что ли!

— Не понимаю, — сказалъ директоръ, — я вымазалъ ему всю физіономію сажей, на немъ былъ огромный парикъ, и все-таки его узнали.

Все это нисколько меня не касалось, я повернулся къ стн.

— Подумайте объ этомъ, — сказалъ господинъ директоръ; потомъ онъ вышелъ. — Можетъ-быть, я назначу даже шесть кронъ, если вы будете хорошо работать.

Никогда не унижусь до такого промысла! Есть все-таки еще у меня самолюбіе!

* * *

На слдующій день пришелъ ко мн господинъ директоръ и просилъ просмотрть составленную имъ рчь о звряхъ. Если я кое-гд поправлю ее и выправлю языкъ, онъ заплатитъ дв кроны.

Скрпя сердце, я взялся. Этимъ я оказывалъ ему благодяніе; отчасти это услуги и литератур. Кром того, дв кроны были мн очень нужны. Но я просилъ его никому не говоритъ о моемъ сотрудничеств.

Я проработалъ цлый день, написалъ все съ начала до конца, вложилъ много чувства и остроумія, ввелъ много образовъ и самъ остался очень доволенъ своей работой. Это былъ настоящій фокусъ — создать такъ много по поводу какой-то жалкой дюжины животныхъ. Передъ вечеромъ я прочелъ вслухъ господину директору свое произведеніе; онъ заявилъ, что никогда въ жизни не слыхалъ ничего подобнаго, такое впечатлніе произвелъ я на него. Изъ признательности онъ далъ мн три кроны.

Это тронуло меня и подбодрило. Я снова началъ врить въ свое литературное призваніе.

— Если бы только мн теперь найти человка, который сумлъ бы это прочесть! — сказалъ директоръ. — Да такого человка здсь нтъ!

Я призадумался. Въ конц-концовъ досадно, если какому-нибудь тамъ Бьёрну Петерсену придется произносить такую блестящую рчь; онъ ее испортить. Я не могъ вынести мысли объ этомъ.

— При нкоторыхъ условіяхъ я взялся бы, пожалуй, говорить, — сказалъ я.

Директоръ подошелъ ближе.

— Какія условія вы ставите? Я плачу семь кронъ!

— Этого мн достаточно. Но самое важное, чтобы мое имя непремнно осталось между нами, чтобы никто не зналъ, кто будетъ говорить.

— Это я общаю.

— Поймите, — сказалъ я;- человкъ съ такимъ признаніемъ, какъ у меня, не можетъ же читать лекцій о звряхъ.

Да, это онъ понимаетъ.

— Тогда я согласенъ оказать вамъ эту услугу.

Директоръ поблагодарилъ. Въ семь часовъ мы вмст отправились въ рабочій союзъ. Мн нужно было посмотрть зврей и сколько-нибудь познакомиться съ ихъ привычками. Оказалось, имются дв обезьяны, черепаха, медвдь, два волчонка и барсукъ.

О волкахъ и барсукахъ въ моемъ объясненіи не было ни слова, зато много говорилось о гіэн изъ земли бушменовъ, о собол и куниц, «извстной еще въ Библіи», и о страшномъ американскомъ сромъ медвд. Относительно черепахи я блестяще сострилъ, что эта деликатная дама, созданная только для того, чтобы изъ нея варили черепаховый супъ.

— Гд же соболь и куница? — спросилъ я.

— Здсь! — отвтилъ директоръ, указывая на волчатъ.

— А гд гіэна?

Онъ указалъ, не задумываясь, на барсука и говоритъ:

— Гіэна здсь!

Я побагровлъ отъ гнва и сказалъ:

— Такъ не длаютъ; это обманъ! Я долженъ вритъ въ то, о чемъ говорю; это должно быть моимъ глубочайшимъ убжденіемъ!